познакомились с соратниками Мориса Тореза, его сподвижниками по революционной борьбе, с женой – Жанетой Вермерш, с сыновьями. Вот только их рассказов и просмотренных документов вырисовывался совсем не такой лучезарный пламенный революционер, каким его рисовали в нашей стране. Торез был жесток, порой нерешителен, склонен, подражая Сталину, к репрессиям. Только руки у него оказались коротки – не имел он полноты власти, хотя после войны чуть не стал президентом Французской республики…
Забавный случай произошел у Перегудова с Иришкой в Париже. Они случайно познакомились с чешской парой, бежавшей из своей страны, спасаясь от преследования за свои демократические убеждения. Уже немолодые муж с женой приняли их очень приветливо. Несколько вечеров провели вместе в приятных беседах. Но так продолжалось ровно до тех пор, пока Антон не подарил чехам свою новую книжку «Единственный шанс», только что вышедшую в «Воениздате». Едва они просмотрели ее, как сразу же изменили отношение к гостям из Советского Союза, стали суровыми и отчужденными.
Перегудов никак не мог понять, что же случилось? И только потом, спустя какое-то время, догадался. Всему виной было посвящение книги, размещенное в самом ее начале. Оно гласило: «Памяти отца своего, старого буденовца и чекиста, чей светлый образ послужил прототипом главного героя этой книги, посвящаю. Автор». Чехи явно посчитали их принадлежащими к когорте кагэбэшников или, как минимум, их ярых пособников…
Вернувшись в Россию, Антон засел за роман «Паутина». Название родилось само собой. Он увидел во Франции сеть коммунистических ячеек, созданную почти на всех крупных предприятиях. Они-то и поставляли в Коминтерн все сведения о работе заводов и фабрик, в том числе военных. Писать новую книгу Перегудов поехал в Комарово под Ленинградом. Вскоре к нему присоединилась Иришка. Они работали вдвоем. Вот почему он и поставил ее своим соавтором.
Закончив роман, Антон отнес рукопись в «Политиздат». Вуколов прочитал ее и пришел в ужас.
– Что ты написал? – возмущенно сказал он Перегудову, вызвав того в издательство. – Как можно такое печатать в серии «Пламенные революционеры»? Цензура твою писанину ни за что не пропустит… Меня ведь под монастырь подводишь!
– А что делать, если это правда? – возразил Антон. – Она же частенько глаза колет. Не мог же я что-то выдумывать, приукрашивать. Это не в моем духе. Красивые сказочки пусть другие пишут.
– Ну что мне с тобою делать, Антоша? – вздохнул Виктор (он не хотел подводить друга, понимая, чем это тому грозит). – Отбирать аванс не хочу. Да и начальству доложить о случившемся не могу. На тебя же вечное клеймо поставят. И печататься уже нигде не будешь. Локти станешь кусать!
– Что ж ты предлагаешь? – напрямик спросил Перегудов.
Вуколов задумался. Пауза затягивалась…
После долгого молчания Виктор, вздохнув, неуверенно предложил:
– Может, ты просто биографию Мориса Тореза напишешь без всяких аполитичных выкрутасов? Изложишь его жизненный путь, все, что с ним было и до войны, и после. Не для серии «Пламенные революционеры», а в биографическую серию. Гонорар, конечно, поменьше будет, но книга все-таки выйдет…
На сей раз задуматься пришлось Перегудову. Он не любил кардинально переделывать свои уже написанные вещи, тем более сглаживать острые углы и выпячивать положительные моменты. Но понимал, что иного Виктор предложить не сможет. Тот и так его выручает. Другой на месте Вуколова послал бы заартачившегося писаку куда подальше, и дело с концом…
– Но для подробной биографической книги у меня фактов явно не хватает, – задумчиво протянул Антон.
– Значит, согласен? – обрадовался Виктор. – Ну а насчет дополнительных фактов – не вопрос. Сгоняй еще раз в Париж, добери там недостающие материалы…
Так Антон с Ириной попали во Францию во второй раз.
Перегудову пришлось основательно порыться в архиве – поискать там кое-что о Морисе Торезе. Однако самых нужных документов Коминтерна ему не дали, сказав, что на это нужно разрешение руководства французской компартии.
Антон отправился в ЦК ФКП. Он был уже знаком с Плисонье – другом Тореза, занимавшим на тот момент пост второго секретаря, поэтому сразу обратился к нему. Тот пообещал все быстренько устроить. Сказал, что завтра же поставит этот вопрос на политбюро, и его решение сразу же передаст дорогому русскому писателю. Удовлетворенный Антон спокойно ушел из ЦК. Однако прошло несколько дней, а нужного решения все не поступало. И он снова пошел к Плисонье. Тот встретил его смущенно и сказал, что очень сожалеет, но политбюро решило пока не рассекречивать нужных Перегудову документов.
Это был такой «облом», который Антону и не снился. Он просто не знал, что теперь делать дальше. Как писать документальную книгу, не имея достаточно данных?
Иришка, узнав о случившемся, попыталась успокоить отца. Но что она могла предложить, когда «отрублены руки»? Он так ей прямо и сказал. Надо сдаваться, бросать к черту всю эту канитель! Возразить ей было нечего.
После обеда, уже купив обратные билеты на самолет, они зашли в институт Мориса Тореза (был такой в Париже, теперь он называется научно-исследовательским институтом Коминтерна), где бывали не раз в первый свой приезд. Ребята там очень веселые и гостеприимные, всегда тепло встречали их. Увидев мрачные лица гостей, они переполошились: что случилось? Перегудов рассказал им о своей неудаче с документами Коминтерна. Они рассмеялись.
– И чего вас понесло за этим в ЦК! Там же почти все перестраховщики! – сказал один из них. – Шли бы сразу к нам. У нас есть копии всех нужных вам документов. Идите в просмотровой зал, сейчас вам принесут пленки. Прокручивайте их на экране, читайте, фиксируйте что нужно, пока не надоест…
После того как все необходимые данные были получены (в институте Мориса Тореза, естественно), все дружно отправились в ресторан. Обмыть, так сказать, зародившуюся дружбу, а заодно и прощание – на следующий день Антон с Ириной улетали домой. За столом, когда веселье было в самом разгаре, Перегудов неожиданно разговорился с сидевшим рядом солидным мужиком лет тридцати и в очках – по-видимому, каким-то ученым, если не руководителем института (все остальные ребята относились к нему очень уважительно). А главное, мужик этот довольно сносно изъяснялся на русском языке, объяснив это тем, что когда-то учился в Московском институте Дружбы народов.
Неожиданно речь у них зашла об Ирине. Перегудов пожаловался французу, что никак не может найти ей дома подходящую работу, на что тот ответил:
– А не хотела бы ваша дочь у нас поработать? Мы бы дали ей грант на год. А там, если все пойдет хорошо, продлили бы его.
Услышав их разговор, Иришка встрепенулась. Она сказала Антону, что предложение очень заманчиво и она согласна принять его.
Так Ирина Даниловна Гуревич попала на работу в институт Мориса Тореза. Грант ей, конечно, продлили, потом дали такой же
