– Мы только что сбежали, – добавляю я.
По общему признанию, я ожидала, что эта новость вызовет какой-то протест или тревогу. По крайней мере, любой признак беспокойства. Вместо этого я получаю в ответ молчание.
– Вы меня слышите? – вспыхиваю я. – В Долине есть люди, люди в форме из Эрадайна. Неужели это для вас ничего не значит? Людям, не обладающим магией, здесь не место.
Коричневая трава внезапно бросается вперед, пятно расползается под нашими ботинками. Мы тщетно боремся; лезвия удлиняются и обвиваются вокруг наших ног и икр, без сомнения, знак влияния великанов, пока мы не окажемся заключенными по колено. Хватка травы тверда, как камень.
– Нет, они этого не делают, – говорит сердитый, его заявление звучит с невысказанной угрозой. Его спутники только с любопытством наблюдают, не делая ни малейшего движения, чтобы вмешаться. Клянусь, сейчас деревья стонут.
– Мы не люди! – восклицаю я, дергая за крепления. Слева от меня Уэслин смотрит на меня так, словно я его обидела, краска отхлынула от его лица.
– Так и есть, – следует ответ. – На вас двоих есть магия. Но ты все еще…
– Мы с сестрой – оборотни, – Элос, на мгновение принимая форму незнакомца, чтобы доказать это.
– Тогда зачем ты привел его сюда? – спрашивает второй опоздавший, слегка запыхавшись. Звук похож на ветер, обдувающий воду. – Тебе следовало бы знать лучше. Из какого ты царства?
– Мы живем в Тилиане, – отвечаю я, задетая этой снисходительностью. – Но мы родом отсюда.
– Где именно это «отсюда»?
Я сглатываю.
– Каэла-Ридж.
Сразу же сцена перед нами меняется: трава выпускает Элоса и меня так внезапно, что мы спотыкаемся вперед, теряя равновесие. Сидящие гиганты встают, двое опоздавших делают шаг к нам, и все пятеро начинают говорить.
Не раздумывая, я хватаю Уэслина и Элоса за руки, чтобы поддержать нас.
Хатта, которая, как я вижу теперь, немного меньше остальных, смотрит на мою руку на руке Уэслина. Я отпускаю его.
– Это невозможно, – говорит она, и, хотя ее голос тих, остальные замолкают. – Все в той деревне были убиты.
Я ощетиниваюсь при этих словах.
– Я обидела тебя, – замечает она.
Мои глаза сужаются.
– Наши родители были среди убитых.
Уэслин смотрит в мою сторону, но я продолжаю смотреть на Хатту, еще не готовая увидеть его лицо. Я никогда не говорила ему, что наши родители умерли не от естественных причин.
– Не путайте мой жаргон с черствостью, – отвечает она. – Это была ужасная трагедия.
Она бросает на Уэслина грозный взгляд.
– Мы не все заинтересованы в развязывании войны, – говорит Уэслин, наконец обретая дар речи. К его чести, я полагаю, она ни капельки не дрожит. – Тилиан стремится восстановить отношения между нашими народами.
Теперь моя очередь уставиться на него. Он никогда раньше не делился такой информацией.
Его слова встречают еще большее молчание. Путы на его ногах держатся.
– Это королевская особа, – наконец замечает великан, который осматривал мои руки. В его тоне слышится неприятная нотка.
– Почему ты так думаешь? – спрашивает Уэслин.
– У всех человеческих королей есть свой вид.
– Я не король.
– Разве это не так?
Уэслин делает глубокий вдох, затем выдыхает.
– Мои намерения искренние.
– Действительно, – соглашается сердитый, кивая один раз. – И ты будешь тем, кто все починит?
– Ты присоединишься ко мне? – Уэслин возражает.
– Это не ответ.
– Так и есть, – настаивает Уэслин. – Отношения требуют двух сторон. Вы, конечно, знакомы с местным наречием.
Пауза.
– Зачем ты пришла? – наконец говорит Хатта, обращаясь ко мне, а не к Уэслину.
Я рада возможности вмешаться до того, как принц затеет драку с существами в четыре раза больше его.
– Мы хотели бы заключить сделку.
Ее лоб морщится, как рябь на берегу.
– Какую?
Ну, вот и все.
Я стою прямо, руки по швам.
– Магия начала проявляться в людях. Только не обладающие ею тяжело больны или уже мертвы.
– Большинство из них?
– Некоторые оказались не затронутыми магией.
В уголках ее глаз появляются морщинки.
– Без изменений. Ты так думаешь?
Я жду, пока она прояснит ситуацию. Но она этого не делает.
– Один из пострадавших – наш друг, – вмешивается Элос.
Она поднимает руку.
– Хватит. Я полагаю, вы пришли за звездной пылью.
Я киваю.
– Вы не первые.
– Мы и не претендуем на это, – говорю я.
Хатта откидывает голову назад.
– Расскажи мне, как обстоит дело с землей в человеческом царстве? Как там с магией?
– Земля дремлет, – отвечаю я, немного колеблясь. – Хотя я предполагаю, что звездная пыль изменит это.
– Нет, если только вы не позволите ей погрузиться в землю. Вы планируете это сделать?
– Нет, – признаюсь я, ошеломленная этой информацией. – Она нужна нам только для того, чтобы исцелять страждущих.
– Как я и думала, – произносит она. – Люди лучше справляются со спящей местностью. Магия только делает их более злыми, а значит, более опасными. – Она поворачивает шею в сторону и наблюдает за Уэслином.
– Вот почему мы ушли.
– Значит, одного присутствия звездной пыли недостаточно, чтобы оживить землю? – спрашивает он, не смущенный ее резким комментарием.
– Конечно, нет. Она должна быть проглочена живыми существами, чтобы иметь какой-либо целебный эффект, и то же самое относится к земле, – ее голос срывается в конце, как будто принц разучился рационально мыслить. – Она должна просочиться в землю, чтобы вызвать какое-либо восстановление, и даже тогда на это потребуется время. Дождь способен вылечить засуху, но не за одну ночь.
Значит, я был неправа. В конце концов, земля к востоку от реки останется неподвижной. Уэслин немного расслабляется от облегчения.
– Ты видишь? Вы хотите волшебства только тогда, когда оно приносит вам пользу. Почему мы должны позволять вам брать его?
– Мои люди умрут, – грубо говорит он.
– И это должно нас беспокоить? Люди всегда создают проблемы. Ваш народ мелок, им руководят жадность и страх. Это было правдой при жизни Фендолин, и это все еще верно сегодня. О да, – добавляет она, когда выражение его лица мрачнеет, – мы слышим шепотки о том, что происходит на востоке, о растущем волнении между тремя королевствами. Почему мы должны вмешиваться? Мы уже пробовали это однажды. Мы подарили вам лоропинов, убеждали вас руководствоваться правдой и логикой, а не беспочвенными эмоциями, и все же вы предпочитаете игнорировать нас и уничтожать себя из-за уродливых ссор. Если люди – единственные, кто заболевает, возможно, это решило бы проблему, не так ли? По крайней мере, у нас все еще было бы наше убежище за рекой.
