Неужели мы настолько токсичны друг для друга? Неужели она так отчаянно цепляется за это, что не видит, насколько все это пиздец?
А потом она попросила меня получить помощь и, черт возьми, я никогда не чувствовал себя таким дерьмом. Я знаю, что это не поможет, но не мешало бы попробовать… А если это сделает ее счастливой? Если пойду к психотерапевту, я гарантирую, что окажусь в военной тюрьме еще до того, как моя задница коснется кушетки. И даже если я получу помощь, даже если есть какое-то волшебное лекарство, мне все равно. Я по-прежнему буду бороться за грязные деньги, никогда не смогу дать ей жизнь, которую она действительно заслуживает, — я дезертир в бегах.
— Она хочет, чтобы мне помогли. Она думает, что у меня посттравматическое стрессовое расстройство или что-то в этом роде. Говорит, что бои только усугубляют ситуацию.
Он пожимает плечами и откидывается на подушки.
— У всех нас есть свои проблемы, и то, как мы с ними справляемся, определяет нас.
Он прав. У меня есть эти проблемы, и по отдельности они не были бы такой проблемой, но с Поппи… Ты можешь продолжать падать только до тех пор, пока не достигнешь дна. Я думал, что Поппи достаточно, чтобы остановить спуск, но все, что она делает, это замедляет его и страдает вместе со мной в процессе.
Глава 37
Поппи
“World in Flames” — In This Moment
Не в силах заснуть я лежу без сна. Уже почти полночь, как я слышу, как отпирается дверь. На стол падают ключи со звоном. Вода на кухне включается на мгновение, а затем я слышу шаги по коридору. Свет уличного фонаря, проникающий через окно, отбрасывает ровно столько бликов, что я могу разглядеть силуэт Брэндона, когда он раздевается. Мой взгляд скользит вдоль широкой груди вниз к узким бедрам, когда он идет к кровати, матрас опускается под его весом и он оказывается рядом со мной.
Его горячее дыхание касается моего затылка, за которым следует мягкая ласка его губ, танцующая от моего уха до плеча. Часть меня испытывает облегчение от того, что он дома, часть меня злится — не потому, что он вернулся, а просто потому, что он делает это. Что он ходит вверх и вниз, по кругу и по кругу. Но мы всегда возвращаемся. И он, и я. И если в один прекрасный день этого не произойдет, меня убьет такая душевная боль.
— Прости меня, — шепчет он в темноту. — Я люблю тебя. — Я ложусь на спину и оказывается сверху, он гладит мое лицо, накрывает мой рот своим. Я обмякаю, тянусь к нему. Я отчаянно нуждаюсь в его прикосновении, в его теплых объятиях. Схватив меня за бедра одним быстрым движением он оказывается сверху. Горячая кожа прижимается к внутренней стороне бедер. Я уже должна привыкнуть к тому, что он чувствует, но мое тело все еще непроизвольно реагирует на него, каждое прикосновение клеймит меня так, как может только он. Его губы скользят по моим губам в призрачном поцелуе, таком неуверенном, но таком полном нужды. Я закрываю глаза, его грубые руки скользят под мою рубашкой, он снимает ее с меня. Его движения кажутся такими отчаянными, почти мучительными, но в то же время бесспорно мягкими.
Мы целуемся до тех пор, пока у меня не перехватывает дыхание, пока я не чувствую, что он мой кислород. Его прикосновения заставляют меня забыть обо всем, что не является его ртом или руками, обо всем, что не является нами. А такой и должна быть любовь: всепоглощающая и необъяснимая. Место, где нет ничего вне нас. И это магнетическое притяжение, которое живет глубоко в моей груди, которое притягивает меня к нему и заставляет меня чувствовать, что само мое существование зависит от его следующего поцелуя — я испытывала это только с ним.
— Ты — моё всё, Поппи, — выдыхает он мне в губы.
Я обвиваю руками его шею, притягивая ближе. Он стонет, когда мой язык касается его нижней губы, и его рука поднимается, чтобы коснуться моей щеки.
— Я всегда буду любить тебя, — говорю я.
Его пальцы медленно скользят по моим бедрам, он оттягивает резинку моих шортов, медленно стягивая их вниз. Он хватает меня за бедра, тащит вниз по кровати, затем хватает за талию и перекладывает к себе на колени. Его сильные руки обхватывают мою спину, и каждый дюйм его твердого тела истекает кровью в моей, пока не кажется, что мы растворяемся друг в друге. Прерывистое дыхание слетает с моих губ, смешиваясь с его губами. Мои пальцы скользят по его челюсти, его губы касаются моих.
Каждый его поцелуй так нежен, его пальцы путаются у меня в волосах. С его губ срывается мучительный стон, он прижимается ко мне лбом, наши взгляды встречаются. Что-то настолько сокровенное, настолько глубокое, как будто в этот момент мы можем найти осколки, необходимые для того, чтобы стать целостными. Он движется медленно, благоговейно, держась за меня с чувством отчаяния. И именно здесь, в объятиях друг друга, мы обретаем покой. Это место, где все остальное исчезает, где ничто снаружи не имеет значения. Я, он и то притяжение, которое существовало с тех пор, как я его знаю. Это ощущение глубоко внутри, этот человек действительно является второй половиной вашей души. И, несмотря на все недостатки, которые есть и у него, и у меня, когда существует что-то столь чистое, как это, все остальное уходит в небытие.
И это то, что мы делаем, уходим в небытие.
* * *
Солнечный свет проникает через окно, и я натягиваю одеяло на лицо, защищая глаза от резких лучей. Я переворачиваюсь и двигаюсь к Брэндону, но нахожу пустые простыни. Сажусь, мое зрение фокусируется, пока я оглядываю комнату.
— Брэндон? — Мой голос эхом разносится по квартире. Я перекидываю ноги через край кровати на холодный пол, выхожу в гостиную — пустую гостиную. Его куртка исчезла с вешалки, его ботинки…
Сердце колотится сильнее. Дышать все труднее. Беру телефон с журнального столика и набираю его номер, но звонок сразу переходит на голосовую почту. И паника настигает меня в полную силу. Все, о чем я могу думать, это то, что он оставил меня вчера утром, таким, каким он был вчера вечером, как будто он прощался. Я хватаюсь за стену, чтобы удержаться на ногах и отдышаться. Он бы не… Но дело в том, что я не знаю, верю
