— Да, намерен. Ну и что?
— Абсолютно ничего. Но ваш отец, не правда ли, скончался уже несколько лет назад? Это известно всей стране.
— Ну, и что из этого следует, черт дери?
— С того времени, как я вас знаю, ваши карманные часы были преподношением ваших избирателей. А теперь я вижу карманные часы с инициалами вашего отца, столь же известные, как и ваши собственные. Видимо, часы эти находились у вас после его кончины уже порядочное время, но вы не носили их до этих пор — когда, позволю себе предположить, вы больше уже не имеете причин искать расположения уоррикских избирателей.
Дафф неохотно кивнул.
— Да, я возвращаюсь в мой родной город на приближающиеся выборы. Добиться этого всегда было одним из моих желаний, хотя Уоррик-Даунс обходился со мной очень хорошо. Как бы то ни было, мистер Ленокс, довольно об этом.
— Совершенно верно. Как я могу помочь вам.
— Напротив, сэр, думается, я смогу помочь вам, если вы меня выслушаете. Взамен мне будет очень на пользу раскрытие этого дела.
— Выслушаю с радостью, — сказал Ленокс.
— Очень хорошо. В таком случае я должен спросить вас, известно ли вам уникальное содержимое дома мистера Барнарда? Я в этом сомневаюсь, но охотно могу поставить вас в известность.
Как и один раз прежде, Ленокс достал из кармана золотой и подержал его над ладонью.
— Вот именно, — сказал Дафф. — Полагаю, вы не так бесполезны, как мне казалось.
Ленокс рассмеялся.
— Лестная похвала.
— Ну, в таком случае я могу сообщить вдобавок, что помимо стражей, которые несли охрану у комнаты, Джек Сомс и я сторожили эти деньги со стороны Монетного двора, наблюдая происходящее в доме.
— Сторожили? Неужели? — Ленокс был удивлен.
— Да. Без сомнения, вы задавали себе вопрос, почему мы гостили там, хотя оба располагаем столичными резиденциями — причем мы оба предпочитали собственный кров чужому.
— Да, задавал.
— Некоторые из нас в правительстве согласились, что эти деньги нуждаются не только в вооруженных полицейских, им требовались люди прямо на месте. Мы скрывали это почти от всех, даже от членов партии. Бал оказался благовидным предлогом. Барнард сначала протестовал, показывая, что его собственное присутствие в доме как представителя Монетного двора уже обеспечивает достаточную защиту. Самый факт, что мы избрали его дом после покушения на Монетный двор, казался ему достаточным доказательством. Видите ли, ни одно другое место, начиная с Букингемского дворца и кончая самим Парламентом, не выглядело более анонимным и в то же время безопасно публичным. Но в конце концов он признал необходимость присутствия в доме кого-то еще. Разумеется, я немедля предложил свои услуги из-за моей причастности к финансам страны в учреждении, уступающем только Казначейству в этом отношении, сказал бы я.
Ленокс заметно растерялся, но продолжил расспросы:
— А Сомс?
— Не ведущий политический светоч, но лояльный и, бесспорно, патриот. К тому же военной закалки и умеющий обращаться с пистолетом. Могу искренне сказать, что, на мой взгляд, он был убит при исполнении долга.
— Да, это представляется возможным, — сказал Ленокс, понизив голос. В любом случае появление лица Сомса в световом люке над ящиками с золотом становилось понятным. — И это объясняет вашу похвалу ему в некрологе, опубликованном «Таймс» нынче утром, и показавшуюся мне неожиданной.
— Именно так. В любом случае могу сказать, что мы преуспели злополучному убийству вопреки, и деньги, которые в ближайшие день-два будут пущены в оборот, до сих пор целы и невредимы.
— Спасибо, что сообщили мне это.
— Не за что. Но пришел я по другой причине. Этот Итедер подозревает меня.
— А он знает?
— Да.
— Откуда вы знаете?
— Полагаю, вы считаете меня равным по уму инспектору Итедеру, мистер Ленокс?
Ленокс невесело засмеялся.
— Да-да, боюсь, его далеко превосходят люди, много уступающие вам.
— В любом случае я подумал, что самое лучшее будет навестить вас.
— Если быть честным, — сказал Ленокс, — я не так уж уверен, что не подозреваю вас.
Ярость вспыхнула на лице Даффа мгновенно и абсолютно, но он, казалось, справился с собой.
— О чем вы?
— Почему принадлежавший вам пузырек с мышьяком был найден в комнате убитой девушки?
Гнев Даффа словно бы поугас.
— И это все? — спросил он.
— Это все, — сказал Ленокс.
— Он был связан с моей работой для комитета Королевской академии касательно запрещенных веществ. Проблема немалая. Дети, случайно съедающие сыр, предназначенный для крыс, и прочее в том же роде. Особенно в Грачевнике, где контроль не так строг. Нам необходимо пересмотреть закон о мышьяке от тысяча восемьсот шестьдесят первого года.
— Это не объясняет, почему у вас яд, мистер Дафф.
— Разве вы не понимаете то, что я вам говорю?
Ленокс внутренне вздохнул.
— Да, понимаю. Но зачем самому идти и покупать пузырек?
Дафф взмахнул рукой.
— Чтобы проверить, как легко его приобрести. Собственно, я скорее доволен, что вам удалось его проследить. Это значит, что аптекарь должен был записать мою фамилию в какой-то регистрационной книге.
— А что вы сделали с ядом после?
— У меня накопилось пузырьков десять от разных аптекарей, и я попросил экономку избавиться от них. Убийца, должно быть, получил пузырек от нее… Послушайте, вы же мне верите? Как-никак, я пришел сейчас к вам прямо поговорить на эту тему.
Ленокс задумчиво смотрел в огонь, сложив кончики пальцев.
— Это меня и озадачивает, мистер Дафф. Ведь, откровенно говоря, я вам никогда не нравился.
— Если говорить напрямик, сэр, то я считаю ваше занятие полнейшей ерундой, особенно для человека вашего происхождения.
— Именно это я и имел в виду. Почему посетить меня сейчас?
— Но, сэр, вы же должны это знать!
— Признаюсь, я в полном тупике, мистер Дафф.
— Ваш брат.
— Мой брат?
— Да, сэр Эдмунд. Человек, чье мнение я ставлю очень высоко, подобно всем в нашей стране.
Ленокс обалдел.
— Мой брат, вы сказали?
— Вот именно. Конечно же, вы понимаете, какую ценность в последние годы сэр Эдмунд обрел для партии? Люди недооценивают его, я полагаю, из-за того, что у него такой мягкий характер — но более острого ума в Парламенте не сыскать. Могу прямо сказать, что премьер-министр и кабинет не сумели бы руководить партией без его советов.
