повесить свертки с едой, ленты и маленькие резные деревянные фигурки на массивных соснах по обе стороны от входа в большой зал. Жители Карлсы верили, что на деревьях живут духи, но глубокий холод и тьма прогнали их прочь. Подарки должны были позвать их домой и принести с собой тепло.
Для Ольги деревья, увешанные маленькими свертками и фигурками, были красивыми, и этого было достаточно, чтобы согреть ее сердце.
В полдень двое мужчин затащили огромного кабана на отведенное место перед домом, и Вали вошел в круг своего народа. День был таким же темным, как самая глубокая ночь, и вокруг было зажжено много факелов.
Занеся меч над визжащим кабаном, Вали заговорил:
— Сунну родила Соль после того, как ее проглотил волк. Когда волк умрет, она пойдет путями своей матери. Мы отдаем ей этого кабана, чтобы он помог ей на ее пути (прим. Сунна (Суль или Соль) — богиня солнца в скандинавской мифологии. Согласно легендам, у одного мужчины родились сын и дочь, которых он назвал за их красоту Солнце и Луна. Боги разгневались за такую гордыню на этого мужчину и превратили дочь (Соль) и сына в возниц, которые должны править колесницами, везущими солнце и луну по небу, и приставили за колесницами волков, которые будут их преследовать до самого конца света (Рагнарока). Вали говорит о событиях Рагнарока, когда, по легенде, волки проглотят солнце и луну и наступит тьма, но затем дети солнца и луны взойдут на небо, и мир возродится).
Ольга не знала, что это значит, но он сказал то же самое годом ранее. Вали наклонился и перерезал мечом горло кабана. Чаша на земле заполнилась кровью. Ольга отвернулась. Вид крови заставил ее почувствовать дурноту, да и было жаль убитого кабана.
— oOo~
Большая часть празднования солнцестояния, как любого другого празднования среди ее нового народа, состояла из распития медовухи. Мужчины и женщины снова и снова возносили тосты за богов, и прежде чем праздник закончился, люди начали собираться в пьяные толпы. Те, кто все еще праздновал, не обратили на это особого внимания; они продолжали петь и пить, и кричать, и Ольга ускользнула бы в тишину своего дома, если бы не сидела с Якобом и Фридой, которые бы огорчились, если бы она ушла.
Якоб тоже напился и пел вместе со всеми, несмотря на то, что знал лишь несколько слов. Когда одна песня закончилась воплем, его голос сорвался, и он начал кашлять. Сначала это был просто быстрый кашель, как будто он что-то вдохнул, но затем спазмы стали мучительными, и слезы потекли у парня из глаз. Фрида и Ольга помогли ему сесть, а Фрида наполнила чашку медовухой и уговорила мужа выпить и смыть то, что раздражало горло.
Наконец кашель прекратился, и Якоб изобразил улыбку.
— Я в порядке, — выдохнул он, голос у него был грубый, как шелуха коры. — Все хорошо.
Ольга улыбнулась в ответ и убрала темные кудри со лба своего воспитанника. Он был горячим, но это не был жар от песен и вина. Это был сухой жар болезни. Она поймала взгляд Фриды.
— Это не так. Ты болен. Давай отведем тебя домой спать.
Якоб начал трясти головой, возражая, но Фрида хлопнула мужа по плечу.
— Не глупи, Яки. Если ты болен, то начнешь лечиться и быстрее поправишься, — она положила руку на лоб мужа, как это сделала Ольга. — Ты слишком горячий. Мы уходим.
Якоб нагнулся, чтобы встать, и его снова пронял кашель, и теперь, откашлявшись, он не стал спорить и покорно вышел из зала вместе с ними.
Когда Ольга оглянулась, чтобы закрыть дверь, песня закончилась, и в этот момент тишины она поняла, что слышит в зале что-то еще.
Отовсюду доносился кашель.
— oOo~
— Я считаю, что болезнь передается через дыхание. Это самая опасная из всех болезней, потому ее так трудно сдерживать. Уксус не помогает. Я пытаюсь придумать что-то еще, но сейчас зима, и у меня есть только травы, которые я высушила летом.
Ольгу охватила усталость, и она положила голову на руки, сидя за столом рядом с Вали и Бренной. Они пришли к ней, чтобы понять, что случилось с их городом.
Через четыре дня после солнцестояния уже более пятидесяти человек лежали на лежаках на полу большого зала, почти каждый — тяжело болен. Шестеро уже умерли.
В Карлсу пришла чума.
Якоб и Фрида были среди больных. И Бьярке тоже. До сих пор Ольга оставалась здоровой — или такой же, какой она была до того, как болезнь захватила город. Она, Дагмар и несколько служанок из зала ухаживали за больными.
Ольга никогда раньше не видела такого. Скорость, с которой развивалась болезнь, кашель, головная боль, потеря сознания — нет, такую болезнь Ольга не знала и не понимала, как с ней бороться.
Вали повернулся к Бренне.
— Вы с Сольвейг должны держаться подальше от дома. Насколько это возможно. Иди к Эсе.
— К провидице? Вали, нет!
Он обхватил руками ее лицо.
— Она живет достаточно далеко от города, но достаточно близко, чтобы я знал, что ты в безопасности. Все не так, как когда ты была девочкой, и ты это знаешь. Нужно уйти туда, где ты и наша дочь будете вдали от этой болезни.
— А ты? — в голосе Бренны звенела решимость.
— Я ярл. Ты знаешь, что я должен остаться.
Больше Бренна не протестовала, хотя Ольга видела муку в ее глазах. Она кормила дочь и не могла позволить себе заболеть, а потому ничем не могла помочь. Вали был прав — он не мог бросить свой народ. Он был хорошим ярлом и хорошим человеком. Если он заболеет, то умрет вместе с ними, но не оставит их.
Когда Вали и Бренна уже готовы были уходить, Ольга встала, чтобы проводить их до двери. Комната тяжело качнулась, и она упала обратно в кресло. Вали сразу присел рядом и положил свою огромную руку ей на щеку.
— Ты холодна. Это хорошо. Но ты себя неважно чувствуешь?
Она убрала его руку, положила к себе на колени и удержала там. Бренна подошла с другой стороны и смотрела на нее с суровым беспокойством.
— Я совсем не больна. Просто устала. Я не очень-то хорошо сплю, — она посмотрела на Бренну. — Тебе это известно. Но я не чувствую себя больной. Болезнь — в дыхании.
Она глубоко, ясно вздохнула и улыбнулась.
— Я не болею.
Бренн посмотрела на мужа.
— Вали, иди к моей матери и собери Сольвейг. Я скоро приду.
Вали перевел взгляд
