не слышала этого имени.
– Шерсть?
– Да.
– Колючие?
– Нет. Они прошиты шелковыми нитями. А было в багаже, который вам прислали, платье бренда «„М“ как „Миссони“»?
– Такое я бы уж точно заметила.
В этом я не сомневалась.
Она продолжила:
– Все вещи там были большого размера. Размера ну я даже не знаю какого. Слишком велики для Ви, – она указала рукой на дешевую комнату. – Временные меры. Денег нет, так что на время перебрались сюда, пару лет тому назад. Одного моего друга квартира. Бывшего бойфренда из Белграда. Ему восемьдесят семь, – она скривилась в улыбке. – Он в своем маразме, может, и не помнит ни хрена, что я тут живу. До сих пор его люблю. Не мужчина был, а чертов бог, – она похотливо улыбнулась, поглаживая пальцами костлявое декольте.
– А откуда Виолетта достала деньги?
– Не было у Виолетты никаких денег.
– Но ведь она спустила на два платья тысячу евро.
– Ха! Нет. Не было у Виолетты никакой тысячи евро, вот уж точно. Леон, мой чудесный Леон, он совсем разорился. Мы очень, очень долго были на мели, я и Ви. Леон потом вернулся и немного подсобил, но даже у него деньги скоро иссякли. За год до смерти Ви иссякли. Совсем. Пришлось из прекрасной квартиры перебраться сюда. Он говорил еще, что все образуется. Его новая женщина, Гретхен, сказала, что будет нас обеспечивать.
– И как, обеспечивала?
Джулия рассмеялась, и смех перерос в лающий кашель.
– Я что, выгляжу обеспеченной?
– Передумала после смерти Леона?
– Даже раньше. Дофин Луар, ее личная помощница, после свадьбы наняла частного детектива – выяснить, как обстоят дела, и разузнала о его банкротстве. Все разузнала и доложила начальнице. Жирдяйка тупая. Виолетта жутко на нее разозлилась. Но… Гретхен ведь не наводила справки до свадьбы, поэтому – ну знаете – может, любовь? Может же быть? Тут еще, конечно, брачный договор, но ведь она могла и раньше выяснить, что у него ни гроша за душой, стоило ей только захотеть. Зато Луар хотела и выяснила. Может, Гретхен и любила. Какое-то время она нас поддерживала, высылала по мелочи, разве что подразнить.
– А сейчас уже нет?
– Пфф. Прислала извещение. Даже не сама. А через личную помощницу. Обстоятельства изменились. Тварь. Разве так поступают с друзьями? Денег у нее навалом. Когда навалом было у меня, я со всеми делилась.
– Но почему, раз уж вы были на мели, Виолетта не хотела бриллиантовое колье?
– Хо-о! – она вскинула руки. – Вы про то колье? О чем Леон вообще думал – так сорить деньгами? Он же банкрот. Так он еще и хуже делает, покупает долбаное колье на публичном аукционе, серьезно? Даже в розницу дешевле! Двадцать процентов в пользу аукционного дома, ни хрена себе! Виолетта – слишком добрая душа, чтобы сказать это вслух, и за нее сказала я: «Ты. И так. Разорился. Прекрати уже сорить деньгами, Леон!» Он этим делал только хуже. Он был очень целеустремленный, понимаете? Но мы же и так его девочки! Нам все это по фигу. Бывает, что есть, а бывает, что нет. Мы-то все равно его девочки.
Тут я поняла, что это Джулия отправила те эсэмэски от имени Виолетты. В них читался ее стиль, ее интонации.
– Но в Сен-Мартене Виолетта забронировала лучший номер отеля. И прилетела частным самолетом.
– Серьезно? Я-то думала, она летала коммерческим рейсом. Ну, может, за нее друг заплатил. Она всегда ухитрялась склонить других за нее заплатить.
– Как это ей удавалось?
Джулия нежно улыбнулась.
– Она была такой красивой, утонченной, людям хочется побыть в ее компании, понимаете? А она, ну, просто приветлива с ними, не знаю, где-то польстит, вышлет счет или как-нибудь намекнет, ну не знаю, – Джулия улыбалась, ерзая на стуле, и описывала в воздухе круги своими элегантными руками. Она рассказывала, как дочь разводила людей на деньги, словно это было танцевальное соло. Если бы мои такое затеяли, они бы лет до тридцати сидели под домашним арестом. Но она вдруг умолкла. Осела. Руки у нее повисли по бокам, а пальцы вцепились в диван. – Мы многое спускали Виолетте с рук. Но вы поймите, ей нелегко приходилось со мной и с Леоном, ну знаете. Конечно, иногда она влипала в неприятности, но я ведь не в своем уме была.
– Какого рода неприятности?
– Ха! О! Ну знаете… – ей больно было говорить об этом, – брала разные вещи у друзей. Потом отдавала! Просто когда Леон меня бросил, он и ее тоже бросил. В смысле, я правда не в своем уме была. Она… – Джулии стало неловко, и она осеклась. – Нелегко ей пришлось. Я была… ну вы понимаете. Вот и спускаешь ей с рук. Так вот, может, какой-нибудь друг за нее заплатил? Она умела вынудить людей, манипулянтка та еще. А может, заплатил Леон? – она пожала плечами. – Non lo so.
– Ее сводный брат, Марк, летел компанией EasyJet, a на ночь забронировал дешевую комнату с Airbnb. Стал бы Леон платить за Виолетту, но не за Марка?
– Нет, не стал бы. Не в его стиле.
На этой ноте как раз вернулся Фин. Он купил ей блок зеленых «Пэлл-Мэлл» – двести штук на десять пачек.
Джулия встала ему навстречу, назвала его душкой и тепло пожала руку в знак благодарности. Потом опять уселась на диван, выпростав руку с сигаретой, а второй придерживая блок, точно комнатную собачку. В жизни не видела особы более царственной.
Она напоминала мне Леона. Наверняка они были отличной парой. Оба красивые, веселые, харизматичные – таким особым экземплярам трудно завидовать, ведь, несмотря на все их недостатки, вранье и легкомысленность, они своим существованием украшают мир.
Джулия узнала это выражение благоговения у меня на лице. Сразу его распознала. Она насупилась и одарила меня кривенькой улыбочкой, а затем отвела глаза и отвернулась, как будто отвечая – да, вот она я. Я – несравненная жемчужина, выпавшая из оправы. Я закатилась в пыль под диваном, и обо мне все забыли. Но если мысленно стряхнуть пыль и уныние, то вы увидите, что я все та же жемчужина.
39
Мы прошли лавку Малика и петляли по весьма угрюмым улочкам, пока не выбрались к широкому каналу, перегороженному глухими стенами складов. Антураж нас слегка ошарашил, а еще я помнила, что нам не стоит терять бдительности. Граждане Венеции не отличаются буржуазным единообразием Сен-Мартена. Тут, на задворках, все потенциально казались убийцами.
Фин видел, какая я стала дерганая.
– Тебе бы успокоиться.
– Но они же выяснят, где мы. До
