на равных общаться с Эонами.
Вспоминая эти слова Марушки, я заметил, что на дворе уже светлеет. И хотя после трех бессонных часов, под утро, мне временами казалось, что целая книга об истинной истории создания АСБ упорядочилась в моем сознании, с наступлением рассвета мой оптимизм улетучился и растаял, как таяли последние капли тьмы в утренних лучах солнца. Предстоящая предо мной задача честного рассказа о неимоверных сложностях, которые нам приходилось преодолевать в начале двадцать первого века, когда мир изо дня в день жил новостями о войне между цивилизациями или террористических актах, стала опять казаться мне непреодолимой. Сегодня трудно представить себе, как Марушка тогда могла мечтать об АСБ, но именно в те дни она писала в дневнике:
Нету у времени цвета,
И вкуса у времени нет.
Но все же любое мгновенье
Свой источает свет.
Свет ее души продолжает меня согревать и по сей день. Решусь ли я встретиться с содружеством своего АСБ? Познаю ли Мудрость Эона? Все это в будущем, а пока меня зовет новое научное исследование, навеянное ночной дремой: «Возможно ли заменить модель многомирия пространства Эверетта моделью многомерия времени Демирова-Делоне?»
Миниатюры
Леонид АШКИНАЗИ
ИЗ СТЕНЫ
Завибрировало. Из стены высунулось нечто вращающееся и остановилось. Советский человек привычен ко всему, и я подумал: «Странное сверло. Без победитовой пластинки. И вообще – капремонт в доме собирались начать, вон во дворе домики уже стоят и трубы барханом, но почему с дыры в стене?»
Вращавшееся убралось в стену, и через дыру в комнату начало поступать нечто вроде зефира с этим, как его, ароматом ванили, образовало напротив дыры плоский прямоугольник два на три дециметра и замерло.
Я удивился. Вообще мне свойственна, как я уже где-то писал, реакция, которую мои ехидные друзья называют «тупое любопытство». Однажды это меня спасло от больших неприятностей, так что я с ней, с реакцией, в ладу. Нежный прямоугольник немного подождал, начал медленно деформироваться и превратился в весьма условное объемное изображение человека: два отростка вниз, два в стороны и нечто круглое наверху.
«Параллельная вселенная и тоже капремонт, – сообразил я, – для контакта они принимают форму, похожую на. То есть знак, что я такой же живой, но мельче, и форма условная, то есть не конкурент. Умно. Кстати, почему «параллельная вселенная»? Если пересеклись, значит, под углом. А вообще странно, что простой строитель готов к контакту. Продвинутые, блин».
Я сложил пальцы правой руки щепотью и сделал движение, очерчивающее нечто длинное и цилиндрическое, а потом указательным пальцем изобразил круговое движение.
Прямоугольник согнул боковые отростки, поднес их к середине себя и вынул – именно что из себя – то, чем сверлил. И, вытянув отростки (они при этом стали тоньше, коэффициент Пуассона соблюдают, однако!) примерно на полметра вперед, протянул это ко мне. Я взял.
Сверло как сверло, совершенно обычное на вид. А, нет, профиль не стандартный. Я немного покрутил сверло в руках, отдал прямоугольнику, встал, прошел в соседнюю комнату, полез в ящик с инструментом, достал сверло с победитовой наплавкой, вернулся, сел на место, чтобы его не напугать, показал тонким отростком, то есть своим пальцем, на пластинку, и протянул ему сверло. Он взял и втянул в себя. Пауза.
Из прямоугольника выдвинулась тонкая горизонтальная плоскость, на ней лежали мое сверло и синий кубик с какими-то значками на грани. Понятно. Я взял кубик и положил на стол. Плоскость втянулась. Пауза. Плоскость выдвинулась. На ней лежал желтый тетраэдр, опять с какими-то значками и чем-то вроде кнопки на боку. Я встал, принес из соседней комнаты другое сверло, тоже с наплавкой, положил его на плоскость, а тетраэдр взял. Плоскость втянулась и выдвинулась. На ней лежало… не знаю, как это назвать. Значки на боку тоже были.
Я показал прямоугольнику пустые ладони. Пауза. Взял со стола часы, обычные, со стрелками, – какое счастье, что я их по сей день ношу! – расположил их так, чтобы он все видел и сделал пальцем медленно и печально два круга вокруг циферблата, начав с того места, где была часовая стрелка, то есть как раз с 12 часов дня и не забыв медленно и многозначительно закрыть глаза на ночь. Если они такие умные, что в параллельную, виноват, перпендикулярную вселенную лазят и трансформер изображают, поймут.
А у меня в трех остановках стройрынок, я завтра к этому времени им связку таких сверл принесу. Только не надо идиотских вопросов, зачем мне это со значками и кнопкой. Мне интересно, поняли, да? А на кнопку придется нажать…
Ури ЛИФШИЦ
КОНЦЕРТ ДЛЯ СКРИПКИ, НАСИЛИЯ И ВЕЛОЦИРАПТОРА СИ-МИНОР, ОПУС 14, А ТАКЖЕ ВЫДЕРЖАННЫЙ КОНЬЯК
Я вошел в комнату, когда Йоханнес захлопнул футляр для скрипки. Я осмотрелся по сторонам в надежде выявить потенциальную угрозу, пока Йоханнес исполнял свой обычный ритуал: плавно затягивал застежку-молнию и приводил в порядок разбросанные по столу ноты. Покончив с этим, он подошел к бару и откупорил бутылку, без сомнения, слишком дорогую для таких как я. Взяв предложенный мне бокал, я ощутил аромат его содержимого. Меня никогда не увлекали изысканные напитки и красивая музыка, но проведя столько времени среди богатеев, я научился проявлять к этим символам роскоши поддельный интерес во избежание нравоучительных лекций, которые так любят читать толстосумы менее удачливым.
Йоханнес сел и улыбнулся.
– Как тебе шоу, ja? – спросил он со своим неповторимым акцентом.
– Да, шоу было замечательным, – дипломатично ответил я. Ему бы не доставило удовольствия, сознайся я, что у меня не было времени слушать его выступление.
Он сделал большой глоток и продолжил:
– И никто не пытался убить меня, и это хорошо, не правда ли, ja?
Я кивнул в знак согласия. Ну не мог же я выложить ему, что чем скорее его попытаются убить, тем раньше отпадет надобность в моих услугах.
Йоханнес поджег сигару и закрыл глаза, его длинные пальцы рассекали воздух в такт воображаемой мелодии, оставляя за собой шлейф дыма. Я оценил его манеры. Даже не имея музыкального слуха, я в состоянии с первого взгляда распознать профессионала. Вы можете это легко заметить по моей работе. По привычке я разместился между ним и дверью.
– Тебе не кажется, что все закончилось, ja? – спросил он.
Я ничего не ответил. Он
