все с того, что однажды Марушка попала в группу СВОИХ селестиальных близнецов. В тот день ей впервые удалось взглянуть на десяток ее собратьев и сестер по времени рождения. В их среде она чувствовала себя неимоверно легко. Ей свободно дышалось, и она порхала среди них, как бабочка. Как же она была поражена, когда оказалось, что все участники этой встречи АСБ вообразили себя бабочками! Но какими разными бабочками! Кто-то был махаоном, а кто-то порхал ночным мотыльком, кто-то изображал капустницу, а кто-то крапивницу. Учитывая, что сегодня известны более 200000 видов дневных и ночных бабочек, а также что каждая бабочка проходит последовательно четыре фазы превращений (яйцо, личинка или гусеница, куколка и, наконец, взрослая крылатая бабочка, называемая «имаго»), вся группа ощущала огромный простор для игры воображения.
А почему Мара избрала этот образ имаго? Как я писал ранее, Марушка часто предпочитала мыслить мифами, архетипами, былинами. Верования, сказания и символика, связанные с бабочками, как будто были созданы для поэтического вдохновения Марушки. Со времен древнего Египта на разных языках мира притчи связывали бабочек с бессмертием души, с ее красотой и возрождением в тонких мирах. Больше всего впечатляло Мару то, что на языке южноамериканских индейцев род дневных бабочек «Морфо» назывался «частицей неба, упавшей на землю». В тот день встречи со своим содружеством АСБ Мара безоговорочно приняла, что ее собственная душа связана со священной Голубой Морфо, чтущейся индейцами Амазонки посланницей Небес на Землю, передающей Богам сокровенные желания людей.
Обычно я подтрунивал над Марой за ее восторженность, но, глядя на блистательную красоту и неописуемую изящность Голубой Морфо, я соглашался со своей любимой, что такой яркий блеск способен свести с ума кого угодно.
Если ранее имя Мары-Мойры не раз связывали с «Судьбой», со славянскими или библейскими мифами, то после судьбоносной встречи АСБ Мара добавила к своему имени еще одну вариацию, став Мара-Мойра-Морфо Демирова-Делоне. Ей особенно полюбилось имя Морфо, потому что оно было красивым (по-гречески Морфо – это красота) и блистательным, и потому что напоминало ей об изоморфизме селестиальных близнецов, а еще, потому что оно напоминало о сериях метаморфоз.
Помимо описанных достоинств Голубой Морфо было у нее еще одно волшебное качество. Ее небесный синий цвет не вызывается пигментацией, а является всего лишь оптической иллюзией, создающейся миллионами чешуек; был он не краской, а зеркальным отражением и преломлением света, падающего на крылья бабочки. За счет периодической смены угла падения лучей, в полете Голубая Морфо выглядит постоянно меняющей цвет от лазурно-голубого до фиолетового, порой ослепляя наблюдателя, а порой совершенно исчезая из его поля зрения.
Марушка верила, что Голубая Морфо вошла в ее жизнь не случайно, а благодаря эффекту селестиальных близнецов. Более того, она была уверена, что ему она была обязана пересмотром временной шкалы своего существования и установлением общения с той сущностью, кого она впоследствии называла Эоном.
В том году семинары и конференции АСБ были выездными, и Марушка провела в отъезде два долгих месяца – максимальный срок жизни Голубой Морфо. Вернувшись домой, она была особо отрешенной. Вечером, когда она, отдохнув с дороги, начала говорить нараспев, я уже с нетерпением ожидал новых ее стихов. На сей раз это были не обрывки строк, а законченное стихотворение, называющееся «Мир глазами бабочки-однодневки». Были в нем радостные нотки, но ярче их прозвучала в нем невыносимая грусть – та грусть, которая никогда не покидала Марушку, не позволяла ей войти в состояние полной аллевиации и наполняла ее глаза особенным светом тоски по чему-то недоступному.
В мире бабочки-однодневки
Нет восходов и нет закатов.
Есть в нем вечное лето,
И не бывает в нем зим.
Дети в нем не растут,
старики никогда не стареют,
Все вокруг них танцует,
Ввысь взмывает и реет.
В мире бабочки-однодневки
Ни еды, ни питья не бывает.
Век их в вечном полете,
В круженье и притяженье Любви.
На Земле есть три тысячи
видов поденок.
Лишь моргнуть успеваю,
как проходит их жизнь.
Жизнь моя – ты как бабочка-однодневка
в мире высших творений,
прилетевших с далеких светил.
– Демиров, ты мне поверишь, что в эти дни я общалась с Эоном, жизнь которого длится тысячи наших лет? Он заметил меня, осветил светом глаз своих, и пока он с обожанием глядел на меня, в лучах его взгляда, наполненного Вселенской Любовью и Мудростью, все вокруг меня переливалось дивным перламутровым блеском. Так меня еще никто и никогда не любил. Не обижайся, но ты всегда находишь, за что меня критиковать, и мой пыл сразу гаснет в вязкости твоих насмешек. С Эоном, напротив, это была Любовь с первого взгляда. Он глядел пристально, как будто играл в гляделки, как можно дольше стараясь не моргать.
Но и Эоны нуждаются в паузах, во сне, в механизме моргания, позволяющего сброс текущего состояния, переключение с одного предмета на другой и «перезагрузку» восприятия. И… Не обижайся, потому что это была Любовь не только с первого, но и с единственного взгляда. Людям нужно моргать каждые восемь-десять секунд, но Эон, заметив меня, сумел удерживать на мне свой взгляд почти целый месяц. Но затем и он должен был сомкнуть веки и прикрыть глаза. Его жизнь измеряется тысячелетиями, и когда он опять откроет веки, в моем мире это будет казаться целой вечностью. Наша новая встреча станет практически невозможной.
И Марушка продолжала уже более спокойно:
– Знаешь, Демиров. С одной стороны, это очень грустно, что любовь между Эоном и бабочкой-однодневкой или даже Голубой Морфо обречена длиться миг, всего лишь миг. Но, с другой стороны, за время этого общения я узнала много нового. Я поняла, что незачем искать внеземные цивилизации в далеких межпланетных пространствах. Они тут, на Земле, они рядом, но они недоступны нам, пока наша жизнь короче единого взмаха их ресниц, единого раскрытия их век.
Мы сумеем общаться с Эонами тогда, когда вернем себе продолжительность жизни библейских Патриархов. Мне этого не дано, и я так и не овладела искусством аллевиации. Но ты… Ты менее меня нуждаешься в восторгах и приятии окружающих. Ты способен не только отражать свет внеземной Любви, но и созидать свой собственный внутренний свет. Ты дорос до аллевиации и поднялся над уровнем мирских забот. Ты будешь жить долго и однажды сумеешь