его позе.
— Тебе не составило труда засунуть язык в рот брюнетки, и я не слышу от тебя объяснений. — Я подхожу ближе, моя грудь вздымается. Тревога, связанная с результатами теста, которые я получу завтра, смешивается с обидой и гневом, образуя взрывоопасную смесь. — Полагаю, у нас не было эксклюзивных отношений. Ты мог бы сказать мне об этом, прежде чем трахать меня без защиты! — я толкаю его в сторону двери. — Уходи. Прямо сейчас.
Он хватает меня за предплечье, притягивая ближе.
— У нас были эксклюзивные отношения. Мы и сейчас эксклюзивны. Я поцеловал брюнетку, а ты поцеловала Раша, так что считай, что мы квиты.
Я пытаюсь отмахнуться от него, но он крепче прижимает меня к себе.
— Единственное, что между нами есть, — это конец, Логан. Ты думаешь, что можешь прийти сюда как ни в чем не бывало? Как будто ты не говорил всего того дерьма, что наговорил в пятницу?! — я тычу пальцем в его грудь. — Убирайся из моего дома! И лучше молись, чтобы ты не заразил меня венерическим заболеванием, иначе, клянусь, я убью тебя, как только получу результаты!
На этом он отпускает меня; его бровь приподнята, полное неверие нарисовано на его глупом красивом лице.
— Ты сдала анализы? Зачем? Я бы никогда не прикоснулся к тебе, если бы не был уверен в том, что я чист. Ты знаешь это, Кэссиди. Ты доверяешь мне!
— Доверяю? — он, должно быть, шутит. — Я не доверяю тебе, и я не хочу, чтобы ты приходил сюда. Уходи и не возвращайся! — я снова толкаю его. — Два слова, один палец. Пошел вон!
В комнате воцаряется тишина, и враждебность Логана смывается, как рисунки мелом под весенним дождем.
— Я сожалею о том, что сказал в пятницу. Правда, Кэсс. Я не хочу, чтобы мы расставались вот так, — говорит он, тяжело вздыхая. — Я поцеловал ту девушку, потому что…
— Мне все равно! Даже если бы ты этого не сделал, мы… — я прервала себя, прикусив губу. Нет никакого «мы». — Это, — я делаю жест между нами, — все равно скоро бы закончилось. — Я глубоко вдыхаю, потому что гнев утихает, а на его место приходит боль, грозящая поставить меня на колени. — Ты получил то, что хотел, Логан, и отбросил меня в сторону, как сломанную игрушку. Между нами все кончено. Ты сказал это. Теперь убирайся.
— Я не отбрасываю тебя в сторону. — Он стягивает бейсболку, вцепившись в волосы. — Ты знаешь, как это делается. Ты согласилась только на секс, а теперь что? Ты хочешь большего? Ты же подружка Кайи, ради всего святого!
— Не забудь, что я трахалась с Тео.
Он стискивает зубы, прижимая меня к себе страдальческим взглядом, его лицо изображает опустошение. И тут его отношение меняется на глазах. Черты его лица смягчаются, и он смотрит на мои губы, в его карих глазах появляется выражение непоколебимой решимости за секунду до того, как он сжимает мое запястье и притягивает меня к себе.
Я реагирую на его прикосновение так же, как и всегда, — дрожью и жаром в животе. Словно почувствовав, что моя решимость иссякает, он приникает к моим губам. Мягкость и знакомость его рта разрушают высокую стену, которую я возводила вокруг себя несколько дней. Первая мысль оттолкнуть его исчезает быстрее, чем появляется, не оставляя и следа.
Когда он обнимает меня, когда его губы сражаются с моими, его поцелуи жадны и безжалостны, я не знаю, почему я злилась на него в первую очередь. Все как в тумане. Расфокусированное, выцветшее воспоминание. Прошлое, которому меньше минуты.
Из меня вырывается жалобное хныканье, и Логан выпивает этот звук прямо из моих губ, его язык дразнит мой в более чувственной, спокойной манере.
— Я знаю, что я мудак. Я знаю, что продолжаю причинять тебе боль, но… Я не хочу, чтобы все закончилось, пока мы злимся, хорошо? — шепчет он, перемещаясь губами к моей шее, царапая ее зубами. — Мы помиримся в постели, а потом все закончим, я обещаю. — Он берет мои запястья в одну руку, а другой проводит по бокам, пока не находит мою талию. — Ты потрясающая, детка, ты знаешь это? Я сделаю так, чтобы тебе было хорошо. Я всегда так делаю.
Вот так.
Этот звук…
Треск на заднем плане.
Это моя решимость, моя решимость не подпускать его близко, не позволять ему прикасаться ко мне и промывать мне мозги, разбивается вдребезги.
Я не могу бороться с ним.
Я люблю его, я хочу его, и он мне нужен.
Он тащит меня на столешницу, приникает губами к моим губам, руки взбираются по моим бедрам, пока его пальцы не исчезают под подолом моего ночного платья, а его дыхание сбивается.
— Такая мягкая, — бормочет он, покусывая мою нижнюю губу. — Такая теплая. Раздвинь ноги, детка, — уговаривает он. — Хорошо и широко.
Я раздвигаю ноги, в моей голове нет рациональных мыслей. Здесь только я и он.
Он.
Все остальное не имеет значения.
Он сдвигает мои трусики в сторону и медленно вводит в меня два пальца, словно боясь, что я вырвусь, если он не будет осторожен.
— Я собираюсь вытрахать из тебя всю злость прямо здесь, но сначала… — он загибает пальцы, поглаживая мою точку G. — …ты кончишь для меня. Я хочу почувствовать, как ты капаешь на мои пальцы.
Я раздвигаю губы и упираюсь лбом в его плечо, глаза закрыты, грудь прижата к его груди. Я не могу остановить это. В моем теле не осталось сил, чтобы оттолкнуть его, чтобы защитить свой разум, который уже почти покинул меня.
Я не контролирую себя, когда он рядом. Я пытаюсь контролировать ситуацию только тогда, когда между нами есть расстояние, поэтому мне не следовало впускать его сегодня. Я не должна была открывать дверь. Я могу кричать и ругаться, когда он в двух шагах от меня, но я не могу защитить себя, когда он прикасается ко мне.
Да я и не хочу.
Я потерялась в этом мужчине. В его нежности и свирепости. В привязанности, припасенной для коротких мгновений, когда мы одни, мертвые для всего
