вдох и решительно распахнул двери.
— Предатель! Не допустим диктата! Нет узурпатору! — кричало большинство депутатов.
В большом зале было не менее двухсот человек, явно меньшее количество, чем должно быть. Наверняка сработали те солдаты и иные участники государственного переворота, которые останавливали депутатов по дороге к Сен-Клу или же забирали прямо из постелей, своих или шлюх, врываясь в бордели. Были и те, кто понял, что происходит, и решил остаться в сторонке от событий. И таких было немало. К власти дорвались люди, среди которых смельчака и идейного нужно было поискать.
Чуть в стороне от толпы, прислонившись к стене, сидел брат Наполеона Люсьен Бонапарт, его лицо было разбито и обтекало кровью. Были и другие люди, которые явно подверглись насилию. Сторонников Наполеона и вообще перемен во Франции оказалось в Совете Пятисот не так чтобы много, так как депутаты понимали, что их власти приходит конец. И тогда могут многое припомнить, многого лишить, главное — богатой жизни.
— Что вы себе позволяете? Вы нарушаете конституцию! — кричали Наполеону.
— Я? Но это вы нарушили конституцию восемнадцатого фрюктидора, вы её нарушили двадцать второго флориаля, всего пятнадцать дней назад. На конституцию все ссылаются, но она всеми была нарушена, её уже никто более не уважает! Конституция может существовать только тогда, когда её защищают штыки французских солдат! — кричал Наполеон [приведены реальные слова, близкие по тексту].
С криками «Вне закона!» толпа не менее чем в сорок человек кинулась к Наполеону. Намерения депутатов были очевидны. Наполеона собирались бить. Подобная сцена могла бы напомнить убийство Цезаря в римском Сенате. Но было одно обстоятельство: тогда Цезарь был без своих верных воинов, нынешний французский Цезарь привёл солдат.
Бонапарт силился не показать и тени сомнения, но его ноги сами сделали несколько шагов назад. Тех шагов, которые он никогда себе более не простит, тем более не простит он тем людям, которые заставили его пошатнуться.
Между тем Мюрат повёл своих солдат в атаку. Нет, никто не собирался здесь и сейчас убивать, но вот вразумить депутатов кулаками и прикладами следовало. Опытные и бесстрашные воины, солдаты, пусть пока не империи, но великой Франции, били депутатов, не сомневаясь в правильности своих поступков. Солдат сомневаться не должен!
Через десять минут Наполеон Бонапарт, взирая на сменивших гнев на покорность депутатов, спросил у Мюрата:
— Какой сегодня день, напомните, маршал Франции.
— Шестого прериаля, Первый Консул Франции, — отвечал Мюрат.
* * *
Брест (Франция)
26 мая 1798 года
Горацио Нельсон изводил себя, когда приходилось бездействовать, пребывая на стоянке английского флота в Гибралтаре. Даже присутствие возлюбленной Эммы Гамильтон не всегда радовало. Но не будь её, контр-адмирал мог бы и вовсе сойти с ума. Беременная Эмма, бывало, закатывала истерики. Для неё жить практически в двух комнатах в военном городке было неприемлемым. Но Нельсон не отпускал от себя возлюбленную даже тогда, как она попросилась отправиться вместе с мужем в Лондон. Скандал был грандиозный, но, возможно, такой выплеск эмоций позволил некоторое время меньше переживать о сложившейся ситуации.
Нельсон не мог осознать, что великий английский флот сейчас вынужден зализывать раны и накапливать силы, а не громить французов, которые почти свободно прогуливаются у самих берегов Британских островов. Он рвался в бой и пытался в своих реляциях указать, что даже с небольшой эскадрой он, контр-адмирал Нельсон, может громить французов. Впрочем, кое-что всё же удавалось сделать, и английские корабли, славные или же бесславные продолжатели пиратского дела под покровительством Англии, били французские суда, но реже встречались с боевыми кораблями. В Адмиралтействе, наверное, решили, что унять контр-адмирала можно, назначив его вице-адмиралом. Назначение было приятным, но не настолько, чтобы перестать слать реляции в Лондон.
Но не только бездействие флота волновало ставшего командующим Средиземноморской эскадрой вице-адмирала Горацио Нельсона, но и усиление русских. Командующий Нельсон с завистью, граничащей с ненавистью, взирал на то, как русские усиливаются в Италии и на Мальте. Это он, бесстрашный адмирал, пусть пока ещё с приставкой вице-, должен был взять командование в том числе и Неаполитанским флотом. Это он рассчитывал не только на захват Корсики, но и Марселя, вернуть английский флаг в Тулон, а также найти способ выгнать русских с Мальты и Ионических островов.
Когда пришёл приказ готовиться к операции возмездия за вероломство французов в Ирландии, Нельсон воспрял. Кто и как поспособствовал его назначению командующим флотом, который должен был обрушиться на французский Брест, Нельсон до конца и не понял. Да он и не собирался особо вникать в подобные хитросплетения и интриги в Адмиралтействе. Всё сознание Горацио Нельсона захватила подготовка к операции. Но была большая, огромная ложка дёгтя в столь ожидаемой бочке мёда — к эскадре Нельсона должны были присоединиться те мятежные корабли, которые когда-то трусливо убежали в Соединённые Штаты. Была бы воля Нельсона, он бы повесил всех мятежников: и офицеров, и матросов. И он будет добиваться суда хотя бы над самыми ярыми мятежниками, отвергая приставку «бывшие».
Переход к Бресту был особенно изнурительным для организма Нельсона. Вот такая получалась безответная любовь Горацио к морю. Он не мог жить без морских просторов, но никак не мог избавиться от морской болезни [исторический факт: адмирал Нельсон страдал морской болезнью].
— Вице-адмирал, у нас всё готово, — доложил Нельсону офицер.
— Начинайте, — решительно сказал командующий, поднеся зрительную трубу к глазу.
Ракеты были известны англичанам уже достаточно давно. И во флоте имелись подобные боеприпасы. Использовать их в морском сражении оказывалось крайне затруднительно, и распространения они не получили. Впрочем, и в армии господствует мнение, что ракеты не могут даже в малом заменить артиллерию. Не пригодились такие боеприпасы и в деле поддержки сухопутных десантных операций. Слишком большой разлёт был у них, попасть в цель можно только при большой удаче. Вместе с тем, если есть намерение бить по немалому городу, невзирая куда именно, пусть и по жилым кварталам, то ракеты вполне справляются с такой задачей. Если бы не захват Ирландии французами, Горацио Нельсон ещё бы мог подумать о целесообразности удара вглубь города, но не сейчас.
Английскую эскадру ждали. В порту, как и по периметру гавани, были расставлены пушки. Французская эскадра не особо умело выстроилась для боя. Однако, Нельсон был столь решителен, что могло создаться впечатление, что он не замечал никого и ничего, не производил никаких расчётов, а лишь стремился подобраться ближе к французским кораблям.
Двенадцати английским линкорам и семи фрегатам противостоял французский флот, имевший всего пять линейных кораблей и