Что Медведев, собственно, и сделал, поскольку денег у него было много.
Можно было поднять совещание в воздух и рассеять, как пыль, – для этого достаточно было двух ящиков динамита, можно было спалить зал вместе с участниками, подперев дверь ломом, – все бы там и окочурились, можно было кинуть пару гранат в помещение и превратить Махно в фарш, а заодно и тех, с кем он собрался делиться боевым опытом, можно было сотворить что-нибудь еще, но Медведев решил расстрелять батьку из маузера.
Стрелком Медведев был опытным – из трех пуль две всаживал в десятку, одну в девятку, умел стрелять вслепую, на голос, – и не промахивался.
Медведев тщательно обследовал места, откуда было удобнее всего стрелять, – несколько точек были вполне подходящие. Рассадив мысленно участников в зале, понял, что Махно обязательно будет сидеть в президиуме. Раз он выступает с докладом – значит, место в президиуме ему обеспечено: в Румынии, как и в России, дело с этим поставлено строго…
Лучшая точка для стрельбы оказалась в будке осветителя – из нее была видна добрая половина зала.
Когда-то в этом помещении давали театральные представления, и осветитель широко пользовался электрическими лампами, выхватывая яркими лучами то одну фигуру в полусумраке сцены, то другую…
А главное, уйти отсюда было несложно – будка имела окно, зашторенное плотной темной тканью, которое выводило прямо на крышу. С одной крыши можно было легко перепрыгнуть на другую – пониже, с нее – прямиком во двор, заставленный старыми телегами, там – через забор в другой двор, а за вторым двором начинался старый тенистый парк, сплошь заросший, дикий, густой, затеряться в этом парке не представляло никакого труда.
Из облюбованной будки Медведев и стрелял.
Махно на секретном совещании сигуранцы не появился, поэтому стрелял Медведев скорее от досады – он понял, что бывший батька почувствовал опасность и исчез, операция провалилась. Тогда разозленный чекист, спокойно и легко расстрелял президиум совещания, выбивая руководящих сотрудников сигуранцы одного за другим, как на учебных занятиях по стрельбе.
Опустошив магазин маузера, Медведев выпрыгнул через окно на крышу и через две минуты уже находился в дремучем, последние десять лет ни разу не подвергшемся санитарной чистке, парке.
В парке было темно, тепло, глухо, в глухом вязком воздухе одуряюще громко пели птицы.
Медведев от досады покусал губы: где же может быть Махно? Бендеры – город большой, без наводчика его не отыскать.
Так чекист ни с чем и вернулся в Россию.
А с Махно произошла простая история – открылась рана на ноге – похоже, начала выходить из тела невытащенная свинцовая дробина, всаженная в батьку из крестьянского ружья, – и он угодил в больницу.
Насчет же сигуранцы договорились, что он выступит на совещании в следующий раз.
Манцев, узнав о провале операции, только головой покачал:
– Надо же – опять выскользнул! Налим!
Батька же – бывший батька – прекрасно понимал, что в Румынии, имевшей дырявые границы, его обязательно постараются достать. Достанут и уберут – никакая сигуранца не спасет. Она даже саму себя защитить не сумела, поэтому нужно было быстрее перебираться в страну, имевшую более прочные кордоны.
Он решил бежать из Румынии в Польшу.
Несмотря на то что его довольно крепко пасла сигуранца – дежурство секретных сотрудников около Махно было круглосуточным, – батька совершил побег. Увы, неудачно.
В эмигрантской печати той поры были опубликованы материалы, рассказывающие об этом побеге.
«Из Бухареста Махно с женой и 17 товарищами в ночь на 3 апреля 1922 года бежал на автомобиле. Потом захватили четыре пароконных подводы, прогнав крестьян. Скрылись в лесу от погони. Одну лошадь освежевали и съели у костра. Жандармы окружили их, один из махновцев выстрелил мимо, остальные сдались. На допросе Махно заявил, что пытался бежать на Украину, желая стать во главе его реорганизованного отряда для новой борьбы против большевиков. Махно выразил сожаление, что предприятие не удалось».
Надо было готовить новый побег.
На этот раз батька занялся делом более основательно. Важно было выждать, выбрать момент, когда сигуранца ослабит внимание, хватка ее перестанет быть железной, – это первое, и второе – на сей раз ему помогал Лева Задов – опытный спец по части побегов, похищений и вообще жареных дел: чутье у Левы было нисколько не хуже, чем у самого Махно.
В конце концов батька бежал – так же, как и первый раз, на автомобиле. Сигуранца не сумела его догнать, и Махно с группой своих сподвижников очутился в Польше.
Он думал, что там с ним будут обходиться лучше, чем в Румынии, оказалось – нет, в Польше к Махно отнеслись еще хуже, много хуже. Во-первых, в Варшаве правили ярые националисты, для которых представители всех других народов – от американцев и австралийцев до украинцев и французов – были людьми низшего сорта; во-вторых, Польша, как и Румыния, в результате передела сумела захапать территории, о которых до Первой мировой войны даже мечтать не могла, и населены были эти земли украинцами. Так что появление на этих территориях украинца Махно было схоже с горящей спичкой, которую собрались сунуть в бутылку с бензиновыми парами. Пых – и обязательно будет взрыв.
Махно высадили из автомобиля, соратников его взяли под дула винтовок, а Галину Андреевну, беременную, с заметно увеличившимся животом, ухватили под белые руки и поволокли в варшавскую тюрьму.
Батька пробовал сопротивляться, тогда ему сунули под нос пистолет и пригрозили:
– Будешь дергаться – получишь семь дырок в черепушку. По количеству патронов в магазине.
Такая перспектива батьку не устраивала, и он затих. Из тюрьмы группу махновцев перевели в лагерь, расположенный неподалеку от Варшавы[7]. По территории лагеря бродили собаки, заключенные были тихи и худы – кормили их, как скот, помоями, в бараках пахло сортиром и вшами, сам вид лагеря вызывал у батьки скорбь и ярость.
Одно было хорошо – охранники не били, Галину же Андреевну вообще жалели и выпускали за ворота в город.
Только проку от этих вылазок на волю было мало – ни у Махно, ни у его соратников не было денег. Левино кольцо с дорогими сверкушками было давным-давно продано и проедено. Махно мрачнел, замыкался в себя и, когда к нему приставали с вопросами, что же делать, отвечал коротко:
– Ждать!
Из России приходили вести о том, что Ленин находится при смерти, а раз это так, то когда он преставится – подуют новые ветры. Махно ждал перемен.
Ленин умер. И действительно, из Советской России принеслась ошеломляющая новость – объявили амнистию всем, кто воевал против красных. Исключение составили лишь малые единицы. Украинский ЦИК, например, утвердил список исключений всего из семи человек – эти семеро не подлежали никакой амнистии: Скоропадский, Петлюра, Тютюник, Врангель, Кутепов, Савинков, Махно.
Батька провел пальцем по списку,
