этот капитан не наш, не гэрэушник. Это милицейский опер, у них свои были операции, и мы их прикрывали. Вот их трое, в штатском, с тактическими бородами – это как раз оперативники. Как раз, когда мы в плен попались, эти трое с нами были. А этого я запомнил, потому что его в подвале держали в соседней камере. Когда нас выводили во двор, на помывку, мы с ним пару раз говорили. Вадим его звали, фамилию не помню. А потом поглядел на это фото – вот же он! И точно, Вадим Нелюбимов, который давал свои книги про божественный огонь, трудник из Медвежского монастыря, это и был тот опер, который попал в плен под Ачхой-Мартаном! Очевидно, его тоже освободил отец Авраам, но он отправился сюда, в Медвежский монастырь, потому мы и не увиделись.
– Слушайте! – запальчиво воскликнул Миронов, и его глаза загорелись. – Если так, то все сходится! Наверняка он где-то скрылся в лесах и убивает людей. Он же опер, знает, как работает милиция, знает, как прятаться и обманывать оперов, в плену у него поехала крыша, а когда его освободил старец, в монастыре он забил больной разум ветхозаветными муками и пытками!
Раткин, Иван и отец Роман переглянулись. Идея журналиста, конечно, почти ничем не обоснована, но может оказаться правдой. В конце концов, Нелюбимов через такое прошел, что мог одним ПТСРом не отделаться. С его психикой после ужасов войны и плена действительно могли произойти такие трансформации, которые толкнули его на путь кровавого очищения мира от зла и греховности.
Раздался тяжелый вздох, три головы повернулись к Соколову. Тот держал в руках снимок из Ачхой-Мартана и смотрел на него таким взглядом, что остальные начали переглядываться. Миронов уже хотел спросить, что случилось, но тут Святослав положил фото, порылся в куче бумаг и вынул другое. На нем довольно крупно была запечатлена еще одна группа военных. Майор указал на стоящих рядом двоих молодых мужчин в милицейской форме.
Иван, отец Роман и капитан Раткин стали внимательно рассматривать лица указанных людей, и чем дольше они вглядывались в их черты, тем больше удивления, непонимания и ужаса отражалось на их собственных лицах. А когда они перевели взгляд на неподвижно сидящего Соколова, тот кивнул и ничего не выражающим голосом сказал:
– Вадим Нелюбимов – это Вадим Соколов, мой брат. Мы разнояйцевые близнецы.
Раткин застыл с открытым ртом, а Миронов со священником снова вернулись к фото. На их лицах отчетливо читалось неверие. Как такое может быть? Как в реальной жизни может быть нечто подобное? Ведь такие открытия случаются только в книжках и кино. Однако чем дольше они смотрели на двух милиционеров на фотографии, тем отчетливее становилось понятно, что Святослав сказал правду.
Молодые люди между собой имели заметное сходство, хотя и различий было довольно много. Впрочем, такое между братьями – далеко не редкость, а эти близнецы разнояйцевые, по сути, два изначально разных человека, просто родившиеся одновременно. «Как же я этого не заметил?» – спрашивал себя обескураженный журналист, действительно не понимая, как такое могло произойти. Ведь сейчас не увидеть, что перед ним на фото именно Святослав Соколов, нынешний замначальника медвежского УВД – да, на несколько лет моложе, да, пока без шрамов, но совершенно точно он, – умудрился бы только разве что слепой. Да и с братом они были очень похожи.
Хотя во взгляде Вадима чувствовалось что-то неприятное, даже настораживающее. Он вообще производил какое-то неоднозначное впечатление. Но сказать, из-за чего именно, было затруднительно. Может быть, просто играли роль чисто внешние отличия. Если у Святослава волосы были, как и сейчас, пострижены почти под ноль, у Вадима они были настолько длинными, насколько это допускал устав. По большому счету его внешность сильно отдавала стилистикой 70-х. Так в свое время стриглись «Битлз». А длинные вислые усы только усиливали сходство.
Словно прочитав мысли остальных, Соколов снова заговорил:
– Он всегда был не такой, как все, Вадимка. Нравилось выделяться… И он мне звонил, пару месяцев назад. Незадолго до покушения на меня он звонил, приглашал в Сибирь, в монастырь, говорил о своей книге…
– Так вот же! – не выдержал Миронов и ткнул пальцем в изображение. Он смотрел на Святослава широко раскрытыми глазами, в которых бурлили самые противоречивые эмоции. – Это, получается, он! Мне очень жаль, что это брат, но…
– Мне тоже, – не дослушал майор и кивнул, будто разом соглашаясь со всеми обвинениями и доводами, которые могли высказать остальные. – Мы давно с ним перестали общаться, хотя поначалу были всегда вместе: вместе пошли в школу милиции, служили в угрозыске, только в разных райотделах… Но у него стало срывать крышу, и его направили в Чечню после одного неприятного случая, когда он избил задержанного. – Святослав замялся. – Ну, тут отчасти моя была вина… Я не стал скрывать то, что он мне в пьяном угаре выболтал по телефону… Любил братец по синему делу звонить и хвастаться… Была проверка, обнаружили, что одного наркомана он запытал до смерти, а потом сжег тело в кочегарке. А в Чечне он попал в плен под Ачхой-Мартаном и был объявлен пропавшим без вести. Так его и не нашли… Я считал его погибшим, пока он вдруг не нашелся сам…
Снова в кабинете повисла пауза. Никто не знал, что сказать, никто не ждал подобного поворота событий и теперь не знал, что с этим делать.
Первым пришел в себя Раткин. Как человек с менее живым воображением и с меньшим, чем у журналиста и монаха, багажом за плечами, он быстрее смирился с реальностью и стал размышлять над ответом в сложившейся ситуации.
– Что же, надо подавать в розыск? – спросил он и виновато поглядел на начальника. – Жаль, что брат, конечно, но надо.
Майор кивнул, поднялся и подошел к своему письменному столу. Открыв верхний ящик, он достал несколько листов бумаги и передал их капитану. Это был запрос на объявление всероссийского розыска. «Внимание! Розыск!» – такие рассылают в участки милиции, развешивают в городском транспорте и общественных местах.
На объявлении была фотография Вадима – увеличенный вариант со снимка из монастыря, который приносил отец Роман. С нее смотрел худой человек с безумными глазами, длинными до плеч волосами, густыми усами и бородой, тронутыми сединой.
– Надо расклеить по городу и объявить в СМИ. – Раткин кивнул. Миронов взял второй экземпляр объявления, посмотрел на него и тоже кивнул. Третий экземпляр Соколов протянул отцу Роману. – И среди прихожан монастырского храма тоже. – Видно было, что подобная просьба Соколову непривычна, и он не был уверен,
