сделал ни единой вылазки, даже диверсанты, которых Крук притащил с собой в эти заснеженные леса, ничего не взорвали и не подожгли! Они даже ни разу не выстрелили! А ведь это было очень непросто – доставить сюда целый диверсионный отряд. Сколько подготовительной работы было проделано, сколько денег истрачено! И за все это с Крука спросят – ведь это именно он здесь главный!
Конечно, Крук может сказать, что виной всему неожиданно объявившийся отряд спецназа КГБ. Это тебе не здешняя нерасторопная милиция! Чтобы справиться со спецназом КГБ, необходимо умение, необходима соответствующая информация, необходимо, в конце концов, время. Ну так Круку скажут в ответ: «А что, – дескать, – твои диверсанты – это не спецназ? Они такой же спецназ, как и те, что из КГБ. Так в чем же дело? Чего вы там ждали, в тех лесах? Почему не вступили с советским спецназом в бой, почему не победили его?» И что Крук на это ответит? Нечего ему будет ответить… А те, кому нечего отвечать, – те отвечают головой. Собственной головой. Таковы правила у тех хозяев, на которых работал Крук.
Да ведь и это еще не все! Еще Крук интуитивно чувствовал, что этот самый советский спецназ – он где-то совсем рядом! Может быть, эти люди притаились за теми самыми кедрами, черные силуэты которых виднеются из оконца! Может быть, эти люди уже идут сюда, но только Крук их не видит! Может, через какую-то минуту они ворвутся в это самое помещение!
Так что же делать? Послать вооруженных двустволками селян за те кедры, чтобы они прогнали советских спецназовцев? Смешно… Да и не пойдут селяне, испугаются. И диверсанты тоже не пойдут. Спросят Крука: «С чего ты все это взял? Какие у тебя доказательства?» А у него нет никаких доказательств, у него лишь предчувствия… «Нервы! – подумал Крук и поморщился. – Это всего лишь нервы…»
Вслух же он повторил, обращаясь к командирам:
– Тогда можете идти на все четыре стороны! И вы, и ваши боевики!
– Так ведь нет у нас никаких четырех сторон, – угрюмо произнес дядька Григорий. – У нас даже одной стороны – и той нет. Заперты мы на этой заимке. Загнали нас, как зверей…
Крук хотел что-то возразить, но не успел. Дверь бесшумно распахнулась, и в помещении возникли три незнакомых человека. В руках у них были пистолеты – большие, с навинченными на стволы глушителями.
– Тише, панове, тише! – сказал один из вошедших, улыбнулся и приложил палец к губам. – Тогда, может быть, еще и поживете…
Оторопели все, кто совещался, а в особенности Крук. Он понял, что это и есть советские спецназовцы. Только что он о них думал, и вот они здесь. Предчувствие его не обмануло…
– Вставайте по одному и подходите ко мне, – велел тот же самый человек. – Но только без резких движений и криков.
Первым опомнился Остап Луцик. Он резким движением сунул руку в карман брюк и даже успел вытащить пистолет. Но ничего больше он сделать не успел. Раздался сухой щелчок, и пистолет будто бы сам собою с силой вылетел из руки Остапа. Это выстрелил один из пришельцев. Причем он попал именно в пистолет, а не в Остапа и не в его руку.
– Следующий выстрел будет тебе в башку, – тихо сказал тот, кто выстрелил. – Если ты не понимаешь человеческих слов…
Но не слова, а именно выстрел окончательно доконал и всех трех командиров, и Крука в том числе. Всем им расхотелось оказывать сопротивление – даже если они и намеревались это делать.
– Подходить по одному! – прозвучала команда. – Без резких движений! Всем молчать! Если есть оружие – бросайте на пол! Повторяю: без глупостей!
Первым подошел Крук – ему совсем не хотелось умирать в этих неласковых, гиблых лесах. Он бросил пистолет и сказал:
– Я иностранный гражданин. Вы обязаны соблюдать международные договоренности. Обеспечить мою безопасность…
– А то как же! – усмехнулся один из пришельцев. – Обязательно обеспечим! Для того мы сюда и прибыли!
Трое остальных сдались без сопротивления. Кроме Остапа, оружия ни у кого больше не оказалось. Всех четверых обыскали, скрутили руки длинными узкими ремнями и заклеили рты липкой лентой.
Неожиданные пришельцы – это, конечно, были Дубко, Соловей, Рябов и Терко. Они незаметно подкрались к штабу, сняли и обездвижили часовых, Соловей остался караулить у входа, а остальные трое вошли в штаб. Ну а обо всем дальнейшем уже говорилось.
Теперь спецназовцам вместе с пленниками предстояло незаметно покинуть помещение, так же незаметно пересечь открытое пространство, а уж дальше будут спасительные кедры.
Вначале из помещения вышел Рябов.
– Все тихо? – спросил он у Соловья.
– Вроде бы тихо, – ответил тот. – Во всяком случае, снаружи. А внутри – сам послушай.
Внутри длинного приземистого помещения горел тусклый свет, мельтешили тени и раздавались нестройные голоса.
– Пьянствуют они там, что ли? – не понял Рябов.
– Может, и пьянствуют, – пожал плечами Соловей. – С испугу и от безнадеги. Обыкновенное дело.
– Ну, для нас это неплохо, – ухмыльнулся Рябов. – Пьяный противник – бестолковый противник.
Рябов заглянул в помещение и сделал знак рукой: снаружи, дескать, все тихо, можно выводить пленников.
– По одному! – коротко приказал пленникам Дубко. – И помните, что я вам говорил! Если хотите жить…
Снаружи пленников принимали Соловей и Рябов. Их выстроили в колонну по одному. Никто из пленников не сопротивлялся – они по-прежнему не могли прийти в себя от неожиданных действий спецназовцев. Не сопротивлялся и Крук, но, вероятно, совсем по другой причине. Он не хотел умирать в этом мрачном заснеженном лесу, он надеялся выжить. Вероятно, он рассчитывал, что его рано или поздно обменяют на какого-нибудь советского разведчика, угодившего в плен в той стране, откуда он прибыл сам. Обычно с разведчиками так и бывает – их меняют одного на другого.
– Вперед! – полушепотом скомандовал Дубко.
Процессия тронулась, и вот тут-то случилось то, чего спецназовцы изо всех сил надеялись избежать. То ли кто-то из стихийного отряда по какой-то надобности вышел наружу, то ли кому-то захотелось проверить посты… Это все было не важно, важно было другое.
– Эй! – вдруг раздался чей-то испуганный и одновременно удивленный голос. – Вы это куда? Вы это зачем?
– А, черт! – выругался Дубко, и скомандовал: – Всем бегом! Бегом, я сказал!
Но пленники, похоже, бежать не собирались. Наоборот, они замедлили движение и почти остановились. Наверно, у них вдруг возникла надежда: если кто-то их окликнул, то, значит, на оклик выскочат другие и их освободят.
Пленников было четверо, и спецназовцев тоже четверо. Каждый из бойцов схватил за шиворот по одному пленнику. Их
