прекратили отжиматься, расселись на полу. Я широким шагом прошел к Алисе и сказал:
— Когда я приехал из Москвы, каждому привез подарок, и тебе тоже. Но ты исчезла и твой подарок я спрятал, уверенный, что ты вернешься. И вот ты вернулась. — Я вытащил «сникерс» из кармана и протянул ей. — С возвращением!
Девочка уставилась на «сникерс», как на чудо света. Неужели мамаша, которой наверняка перепадало вкусное от любовников, не баловала ее?
— Спасибо, — шепнула она, но есть батончик не стала.
Раскрыла его и наполовину сточенным кривым ножом разрезала на девять маленьких частей.
— Угощайтесь!
Отправив в рот маленький кусок, она зажмурилась от удовольствия, будто это был не шоколад с орехами, а пара граммов кокаина.
— После тренировки! — прикрикнул я на Рамиля, протянувшего руку к лакомству.
И влился в коллектив, продолжил тренировку, потому что сильным физически быть гораздо приятнее, и уверенность в собственных силах приходит сама собой.
После отработки ударов мы побежали на море, оставив Алису отсыпаться. И, глядя, как плещутся друзья, я вспоминал свою прежнюю юность и понимал, как же многого был лишен и я, и Илюха, и все они. Гаечка так вообще ни с кем не дружила, Димоны — только друг с другом, две молчаливые тучи. Рамиль напоминал загнанного в угол крысенка, во всех видел врагов. А теперь мы вон какая команда!
Плескались мы, пока солнце не спряталось за гору. Это все равно не прибавило прохлады, но мы решили расходиться, потому что я снова начал клевать носом.
Путь от моря заканчивался на трассе, где наши дороги обычно разделялись: всем направо, нашему семейству налево, Илюхе — прямо, его дом стоял прямо напротив спуска к морю.
Многоголосое женское кудахтанье мы услышали издали, когда до главной дороги оставалось метров тридцать.
— Жирный армян приперся! — догадался Рамиль, насупившись, и его глаза налились кровью.
Захотелось рассмеяться. Не много ли событий для одного дня? Вот только разборки с Паруйром и его людьми нам сейчас не хватало!
— Погнали! — крикнул я, и мы все устремились отбивать нашу базу.
Во дворе пестрела толпа разнокалиберных бабок. Бабки стягивались из частного сектора, как улитки — к свежим росткам, и все были вооружены вениками, цапками, граблями, вилами. Они наступали единым фронтом, ощетинившись орудиями убийства и заключая Паруйра и его двух шестерок, а также белую «шестерку» в полукольцо.
Особо буйствовала кругленькая старушка, что дежурила с Марией Витальевной, она флагманом плыла на волнах людского недовольства, сжимая в руках по два обломка кирпича.
— Пошел вон осюдова! Стекла побью! Убирайся!
Паруйр недооценивал серьезность ситуации и держал натиск, размахивая бумажкой и восклицая:
— Вот! Рэшений исполкома, что я имею право аренда подвал!
Два молодых армянина с битами переглядывались, не зная, что делать. Теоретически они могут вступить в противостояние, но — выиграют ли? Бабок было точно больше двадцати, и их количество увеличивалось. К тому же у каждой бабки были дети и внуки, которые наблюдали с балконов и болели за наших.
— Трубочкой сверни и в зад себе засунь! — выпалила круглая.
— А-ха-ха! В зад засунь! — закричал с балкона третьего этажа мелкий пацан и запустил в Паруйра абрикосом. Не попал. Гнилой фрукт растекся по лобовому стеклу «шестерки».
Бабки подошли вплотную, самые смелые тыкали в Паруйра древками лопат, цапок и вил, как опасное животное, оттесняя его к машине. Сделав знак своим, чтобы оставались на месте, я начал подкрадываться с тыла.
— Права не имеете! — Толстяк ухватил ближайшее древко, дернул его на себя, и из толпы вывалилась тощая старушенция, распласталась на асфальте, голося:
— Убивают! Помогите!
Пока не началось, я бросился к Паруйру, выхватил из его рук решение исполкома и, ломанувшись назад, разорвал его. Толстяк повернулся, и на него обрушился град ударов древками — надо отдать должное бабкам, били они больше для острастки, не в полную силу.
Дети, получившие команду «Ату чужаков», пустили в ход припасенный арсенал, и с балконов под радостные вопли полетели абрикосы, камни и даже яйца. Шмяк! Шмяк! Шмяк!
Маринованный помидор попал Паруйру прямо в глаз и залип, картина была, будто ему выстрелом разворотило глазницу.
Молодые армяне поняли, что, если пустят в ход биты, их просто разорвут, и, прикрывая босса, затолкали его в машину. «Шестерка», вся в потеках и мусоре, сдала назад и позорно ретировалась, сопровождаемая бабками и их проклятиями-дебафами.
Бабки возликовали — изгнали фашистов проклятых! И начались народные гуляния.
— Вот это сила! — восхитился Илья.
— Богатыри, не мы! — процитировал я и пожалел, что нет камеры, оставалось запечатлеть все это памятью.
— Больше он не сунется! — улыбнулся Димон Минаев.
— Вот теперь можно и по домам, — констатировал я.
Гаечка сказала:
— Я Алису к себе заберу. Никто ж не против?
Мне подумалось, что Микова ей только спасибо скажет.
Мысленно я прокрутил план на завтрашний день: помочь бабушке, разведать, как дела у отца, вечером сбыть кофе и сразу же поменять рубли на доллары, заказать деду еще партию…
— Вот тукан, про деда забыл! — озвучил я мысли и посмотрел на Илью: — Надо позвонить. Можно?
— Мы тебя тут подождем, — сказала Наташка.
— Как хотите. Я быстро.
Борис тревожно поглядывал на въезд во двор, потому что по законам жанра в фильмах поверженный монстр обязательно восставал, чтобы напоследок броситься на главного героя. Вот и Борис опасался, что Паруйр вернется с подкреплением. Бабки, похоже, тоже смотрели такие фильмы и расходиться не спешили.
Только что я прокрутил в голове планы на завтра, но теперь понял: многое зависит от того, что мне скажет дед.
Глава 22
Живодера — на живодерню!
«Интересно, бабушка отоварит меня веником, или — палкой поперек хребтины?» — думал я, проделывая уже знакомый путь от остановки до бабушкиного дома.
Ранним субботним утром никто не спешил на остановку и на работу, все занимались своими хозяйствами, а тут скотину держали все, кроме персонажей типа Канальи. Потому курлыкали индюки, орали куры, сигнализируя: «Я яйцо снесла, я молодец-молодец-молодец», крякали утки, лаяли собаки и голосили брачующиеся коты.
Наташка с Борисом сегодня будут собирать смородину и помогать матери на даче, завтра у нас свободный день, чтобы подготовиться к марш-броску в Москву: дед, помимо того, что обещал помочь с журналистами, изъявил желание увидеть внуков и показать им Москву. Потому в воскресенье и утром
