в своей жизни.
Пока она занята тем, что опускает юбку на ноги, я бросаю на нее долгий взгляд. Распущенные белокурые локоны ниспадают на ее плечи, словно водопад, смещаясь при ее движениях, а щеки раскраснелись от почти оргазма. Когда мы проезжаем под уличным фонарем, теплый свет освещает ее лицо и заставляет ее карие глаза искриться жизнью.
Сердце защемило.
До сих пор она была права. Как она и сказала, раньше я думал, что никогда в жизни ничего не ждал. Но теперь, глядя на восхитительную девушку рядом со мной, я понимаю, что всю свою жизнь провел в ожидании…
Ее.
35
ОЛИВИЯ
Пушистые белые снежинки падают с потемневших небес, пока мы идем по короткой тропинке к хижине. Она сравнительно небольшая, сделана из толстого бруса, с одной стороны торчит дымоход. Величественные ели окружают все вокруг, их темно-зеленые ветви теперь припорошены белым снегом.
— Здесь захватывает дух, — шепчу я.
На губах Александра играет улыбка.
— Я знаю.
Он отпирает дверь и распахивает ее, прокладывая колею в слое снега, покрывающего маленькое крыльцо. Повесив наши сумки на плечо, он приглашает меня следовать за ним и переступает порог.
Золотистый свет заливает пространство, когда он щелкает выключателем рядом с дверью. Я тоже прохожу внутрь и закрываю за собой дверь.
Внутри все так же живописно, как и снаружи. Здесь есть открытая кухня и гостиная с большим камином и мягким ковром перед ним. На стенах висят картины с лесными пейзажами, а по всем комнатам аккуратно расставлена красивая мебель из темного дерева.
— Вы проводите здесь много времени? — Спрашиваю я, наклоняясь и снимая обувь.
— Немного, — отвечает Александр, делая то же самое. — Мы приезжаем сюда, когда хотим отдохнуть от всего. Проверь свой телефон.
Во мне промелькнуло удивление. Закончив с обувью, я снова выпрямляюсь и достаю телефон из сумочки.
Я поднимаю брови.
— Нет приема, да? Это значит, что я не могу позвать на помощь. — Дразнящая улыбка скользит по моим губам, когда я снова поднимаю взгляд на Александра. — Скажи мне правду, ты действительно привел меня сюда, чтобы убить, как это делают в кино?
— Естественно. — Он ухмыляется и проводит медленным взглядом вверх и вниз по моему телу. — Никакого приема. И никого вокруг на многие мили. — Шагая назад, он широко разводит руки, указывая на окружающую нас территорию. — А это значит, что никто не услышит твоего крика.
— Хорошо. Потому что, признаться, я сдерживалась в твоем доме. Но теперь я могу по-настоящему кричать во время оргазма, не беспокоясь о том, что разбужу соседей.
Из его груди вырывается удивленный смех. Затем его голубые глаза сверкнули, а на губах появилась злая ухмылка.
— О, я позабочусь об этом.
Молния пробегает по моей коже.
Он еще раз ухмыляется, а затем разворачивается и идет к камину. Я с поднятыми бровями наблюдаю, как он складывает в него дрова, а затем зажигает.
Может, он и правда переживет зомби-апокалипсис?
Оранжевое пламя мерцает в очаге, когда дрова разгораются. Я перехожу на мягкий коричневый ковер перед очагом и сажусь. Но мое тело истощено после ночи танцев и стояния, а также после того, как Александр набросился на меня в ванной, поэтому я ложусь на бок.
Александр все еще наблюдает за огнем, проверяя, действительно ли он разгорается. Когда он, видимо, удовлетворен, то делает шаг назад и чуть не спотыкается об меня. Слегка споткнувшись, он поворачивается и смотрит на меня, приподняв брови.
— Вон там, в спальне, стоит отличная кровать, — замечает он.
— Я так и предполагала. Но оттуда не видно огня.
Он с веселым смешком качает головой. Но затем он снимает пиджак и вешает его на ручку коричневого дивана рядом с собой, а затем закатывает рукава рубашки. Я удивленно поднимаю брови, когда он опускается на ковер и ложится позади меня.
Тепло разливается по всему телу, когда он обнимает меня за талию и прижимает к себе. Я чувствую, как его грудь прижимается к моей спине, когда он делает глубокий вдох. Напротив меня весело потрескивает огонь.
— Я рад, что ты пошла со мной сегодня вечером, — пробормотал он, лаская своим дыханием мою шею.
— Опять же, я не думаю, что у меня был выбор, — поддразниваю я.
Он тихонько хихикает.
— Верно подмечено.
Мои мысли возвращаются к вечеринке. К тому, как все это было невероятно отрепетировано. Словно одна из тех шикарных фотосессий, которые иногда можно увидеть в журналах. Или реклама какого-нибудь дорогого парфюма. Все, вплоть до мельчайших украшений, идеально, и все ведут себя идеально. Как будто они следуют сценарию. Несмотря на то, что особняк был совершенно потрясающим и красиво украшенным, дом казался невероятно пустым.
— Там всегда так? — Спрашиваю я в конце концов.
— Ты о чем?
— Твой дом. Рождественский праздник. Он всегда такой… идеальный?
— Ты имеешь в виду бездушный.
— Я этого не говорила.
— Нет, но ты так подумала. — Он выдыхает долгий вздох, который щекочет мне шею. — И ты права. Потому что ответ — да, всегда.
Боль скручивает мое сердце, и я не могу не задаться вопросом, неужели вся его жизнь была такой. Моя семья тоже не идеальна, но, по крайней мере, наш дом был живым.
Он убирает руку с моей талии и переворачивается на спину. Прижатие его тела к моему — как удар в живот. Я тоже переворачиваюсь на спину и поворачиваю голову так, чтобы наблюдать за ним. Он поднимает руку и проводит пальцами по волосам, выпуская длинный выдох.
— Прости, — шепчу я, изучая его профиль. — Я не должна была спрашивать.
— Нет, все в порядке. На самом деле я тоже об этом думал. — Он опускает руку на грудь, но не сводит глаз с темного деревянного потолка над головой. — Сегодня вечером я впервые почувствовал, что вечеринка… Ну, что наш особняк как будто… живой.
Мое сердце неровно бьется о ребра.
— В нашем мире мы всегда должны поддерживать определенный фасад. Особенно на публике. Но не только это… — Наконец он поворачивает голову так, чтобы встретиться с моим взглядом. — Ты будешь насмехаться над этим, и справедливо, но дело вот в чем. У меня есть все. Все, что я захочу, я могу просто щелкнуть пальцами и сделать так, чтобы это произошло. И это делает практически все бесполезным. Бессмысленным.
Я не насмехаюсь над этим. Потому что я понимаю, к чему он клонит. Ему никогда не приходилось ни над чем работать. Он никогда ничего не желал. Ни на что не надеялся. Потому что он уже получил весь
