институтов для социального сектора. Эти недочеты являются результатом как сохраняющихся ограничений в дееспособности государства, так и сопротивления со стороны конституентов и заинтересованных сторон государства всеобщего благосостояния. В целом, как показало данное исследование, нерегулируемые издержки (теневые платежи), информализация и институциональный дефицит остаются в социальном секторе очень высокими. Значительное число наиболее богатых и наиболее бедных людей фактически находится вне системы государственного социального обеспечения.
Заключение
В сравнительной литературе выделяют два основных фактора, способствующих либерализации государств всеобщего благосостояния: политические институты, ограничивающие представительство интересов, нацеленных на сохранение государства всеобщего благосостояния, и конституционные системы, усиливающие полномочия проводящей либерализацию исполнительной власти[247]. Слабая переходная демократия в России в какой-то мере ограничивала представительство общества, но в середине 1990-х годов она допустила представительство в законодательном органе умеренных и левых, заинтересованных в государстве всеобщего благосостояния, что фактически блокировало либерализацию. С появлением управляемой демократии при Путине выступавшие за сохранение всеобщего благосостояния группы были ослаблены. За исключением вопросов социальных субсидий, влияние на изменение государства всеобщего благосостояния в основном осуществлялась лишь государственными бюрократическими акторами и элитами социального сектора, которые придерживались узкой линии сохранения своей роли в управлении всеобщим благосостоянием. Для того чтобы добиться согласия этих групп на либеральные проекты, исполнительная власть использовала стратегии компенсации и уступок.
Сравнение ельцинского и путинского периодов подтверждает ключевую роль в проведении либерализации внутренних политических институтов. Эти институты сдерживали воздействие экономического, фискального и международного давления на государство всеобщего благосостояния, сначала блокируя, а затем облегчая перемены. В середине 1990-х годов они сопротивлялись давлению, направленному на реструктуризацию, даже перед лицом серьезного экономического спада в России. Политические институты, представляющие в России интересы общества, были гораздо слабее, чем их западные аналоги, но, де-факто сотрудничая с государственными бюрократическими структурами государства всеобщего благосостояния, они сохраняли большинство программных характеристик его старой версии в течение десятилетия. Последовавшая затем смена контроля над политическими институтами позволила в условиях экономического роста и бюджетного профицита провести либерализацию. После 1999 года власть была сконцентрирована в руках президента, а потенциальные государственнические вето-акторы получили компенсацию. Интересы общества продолжали играть в политике обеспечения благосостояния определенную роль, но главным образом в качестве вето-акторов в случае попыток сокращения субсидий. В целом политика оказала на изменение государства всеобщего благосостояния огромное влияние.
В следующей главе я помещаю российское государство всеобщего благосостояния в сравнительный контекст и рассматриваю модели изменения государства всеобщего благосостояния, включая расходы, программные структуры и результат, в двух наборах ситуаций; первый из них – страны с либерально-демократическими политическими институтами (Польша и Венгрия), второй – с электорально-авторитарными режимами (Беларусь и Казахстан). Я сравниваю модели изменения государства всеобщего благосостояния и ставлю вопрос, можно ли объяснить эти модели разными структурами политического представительства и исполнительной власти в трех наборах ситуаций. Я также рассматриваю различия в дееспособности государства и прихожу к выводу, что либерализация в контексте слабой налоговой и регуляторной дееспособности государства создает особый тип государства всеобщего благосостояния, который в значительной степени определяется неформальными отношениями и процессами.
5. Сравнение политики посткоммунистических государств всеобщего благосостояния
Польша, Венгрия, Казахстан и Беларусь
На этом этапе я привношу в книгу сравнительный аспект и поднимаю вопрос, кто влиял на решения о сокращении, сохранении или изменении системы обеспечения всеобщего благосостояния в случаях четырех других посткоммунистических стран: Польши, Венгрии, Казахстана и Беларуси. Как поясняется во введении, эти две пары примеров были выбраны потому, что их политические системы стоят на противоположных концах посткоммунистического спектра как в плане репрезентативности, так и в плане концентрации власти. Польша и Венгрия являются конкурентными многопартийными демократиями с эффективными законодательными институтами и активными профсоюзными движениями. Казахстан и Беларусь являются электорально-авторитарными режимами, в которых доминируют сильная исполнительная власть, маргинализировавшая политические партии, законодательные органы и подавленные профсоюзы. В данной главе я предлагаю сравнительные модели изменений во всех сферах государства всеобщего благосостояния и рассматриваю политику ключевых решений о пенсиях и здравоохранении в этих четырех странах. Как и в случае с Российской Федерацией, я фокусирую внимание на балансе политических сил между сторонниками и противниками либерализации в партийных, правительственных и государственных структурах, чтобы объяснить различия в результатах, достигнутых этими странами в области обеспечения благосостояния. Как и в случае с Россией, я также обращаю внимание на дееспособность государства и вкратце рассматриваю роль международного вмешательства.
Экономические траектории этих четырех стран в целом схожи. Все они пережили переходные рецессии в начале-середине 1990-х годов, а затем, к 2002 году, существенно восстановились (см. рисунок 1.1). Длина и глубина этих спадов варьировались. Они были сравнительно мягкими в Польше и Венгрии, но гораздо более глубокими и продолжительными в Беларуси и Казахстане, оказывая гораздо более сильное давление на систему социального обеспечения. В то же время эти два последних государства вошли в тройку стран, переживших наиболее скромные спады и значительное восстановление экономики в постсоветском регионе [World Bank 2002е: 5][248]. Как и Россия, три из этих четырех государств проводили политику либерализации внутренней и внешней торговли, макроэкономической стабилизации и приватизации большей части своих экономик. Беларусь находится от этого процесса в стороне, поскольку к 2000 году 80 % ее экономики оставалось под контролем государства, сохранялись субсидирование и протекционизм. Тем не менее она прошла экономическое восстановление параллельно с другими. К концу 1990-х годов все эти экономики перешли на стадию роста, и к 2002 году ВВП Польши составил 138 % от уровня 1990 года, Венгрии – 113 %, Беларуси – 103 %, Казахстана – 90 % и России – 83 %, при этом восстановление экономики продолжалось[249].
Таблица 5.1
Социальные показатели для Польши, Венгрии, Российской Федерации, Казахстана и Беларуси, 1990–2002 годы
Источники: [Cazes, Nesporova 2003b: 16; World Bank 2000: 56–90; Alam et al. 2005: 238–241]. Уровень неравенства (коэффициент Джини) из [World Bank2002e: 9]. Данные по безработице для Республики Беларусь из [IMF 2004: 4].
* Измерение неравенства – коэффициент Джини на душу населения; средние показатели за 1987–1990,1993-1994 и 1996–1998 гг. Показатели уровня бедности в процентах ниже паритета покупательной способности доллара (ППС) 4,30 / день. Коэффициенты Джини и показатели бедности основаны на различных расчетах, которые для России приведены в табл. 2.2 (взяты из данных Госкомстата).
** 2001.
*** Показатели для Беларуси основаны только на официально зарегистрированной безработице и несопоставимы с показателями для других стран.
****1996.
В таблице 5.1 показано влияние переходного периода на два ключевых показателя благосостояния: безработицу и неравенство. Безработица во всех случаях выросла до двузначных чисел в Польше,
