Взаимную.
Вероятно, я самый счастливый человек на земле!
В какой-то момент нашего общего веселья фоновая музыка смолкает, на что Савва замечает:
— О, готово. Прошу тишины, дамы и господа.
Из невидимых глазу колонок, словно из воздуха, со всех сторон начинает играть знакомая музыка, и уже совсем скоро комнату наполняет мой собственный голос...
Мирон сильнее прижимает меня к себе, покачивает нас в такт мелодии, иногда касаясь губами моих волос на макушке. Ксю чуть приоткрыла губы от восторга. Рома продолжает криво улыбаться. Савва мне подмигивает.
А ведь совсем недавно казалось, что нельзя быть счастливее, чем уже. Но небо... Оно бесконечное...
И когда в воздухе растворяется последний аккорд... Перед тем, как тишину разрывают немногочисленные аплодисменты... Я слышу, наверное, самые важные слова в жизни каждого человека. Шепотом. Предназначенные мне одной. Потому что эта благодарность искренняя, не напоказ.
— Спасибо, что родилась, Лю.
Глава 30. Любовь
Сердце привычно замирает, когда дверь в комнату растворяется, и в свете луны из окна я вижу высокую фигуру Мирона. Его волосы тоже влажные после душа, на лице лукавая улыбка. И я вдруг думаю, что сегодняшний необычный день не должен заканчиваться банально.
Впрочем, я тут же отбрасываю эту мысль, потому что голову заполняют более тревожные размышления.
— Мир, мне кажется, ты зря пригласил меня на танец... — тихо произношу я, как только он садится рядом со мной на кровать.
Дело в том, что после праздничного ужина в кругу семьи, в том числе и моей бабушки, на котором, кстати, Никита подарил мне микрофон для моих будущих выступлений на сцене (он так мило произносил свою короткую речь, так верил в мой возможный успех, что я прямо там и расплакалась), мы все отправились в гостиную пить чай с тортом. Вскоре папа предложил караоке. Моя бабушка, на удивление, не воспротивилась такому предложению, она, в принципе, весь вечер вела себя очень сдержанно и тихо. Первым пел-дурачился Мирон, затем Никита попросил меня спеть с ним, а после настала очередь моего соло.
Конечно же, что Галина, что моя бабушка, казалось, вовсе не в восторге от такого времяпрепровождения, но, по существу, вечер продолжался в теплой и веселой атмосфере.
Папа тоже изъявил желание спеть и, похоже, талант передался мне по наследству именно от него — у него очень приятный и глубокий тембр голоса. Песню он выбрал медленную, и Мирон решил, что будет не лишним пригласить меня на танец... В течение которого от меня не укрылось то, какими взглядами обменивались Галина и моя бабушка. Я считала, что взрыв случится сразу, как только закончится мелодия песни, но они обе промолчали. Правда, тревога с того момента больше не покидала моего сердца.
И сейчас я делюсь ею с Мироном.
— Тебе не понравилось? — шутливо возмущается он.
— Понравилось, конечно. Но твоя мама и моя бабушка...
— Были не в восторге, да, — широко улыбается Мир.
— Ты так спокойно говоришь об этом, а что, если они...
— Что-то выкинут? — вновь договаривает он за меня. — Тебя это беспокоит, фенек?
— А тебя разве нет?
— Не теперь. Лю, — касается он ладонью моей щеки, — плевать. Плевать на всех, кроме нас самих. Пусть они зайдутся желчью, пусть от злости разорвутся на куски. Пусть молят небеса рухнуть на наши головы, пусть насылают на нас ураганы, несчастья, катаклизмы — плевать. Потому что вместе мы справимся со всеми бедами. Мы уже не раз это самим себе доказали. Мы преодолеем любые преграды, мы справимся с любым давлением, разобьем вдребезги любой натиск. Потому что вместе мы сила, верно?
— Верно, — выдыхаю я, чуть смутившись.
— Сегодня я кое-что понял, фенек, — ласково улыбается Мир. — Твое присутствие в моей жизни делает меня лучше. И я не могу и далее скрывать от кого-либо то, что к тебе чувствую. Не хочу. А знаешь, чего я хочу?
— Чего?
— Чтобы каждый человек на планете видел, как мне с тобой повезло. Знал, как сильно я тебя... люблю.
— Любишь... меня?..
— Я однажды обещал быть честным с тобой, и все еще держу это обещание, Лю.
— Мир... — только и выдыхаю я.
Бесконечное небо... Безграничное счастье.
Я сама тянусь к его губам, обвиваю руками его шею. И поначалу наш поцелуй полон нежности и любви. А затем моя спина оказывается прижата к матрасу весом Мирона. Поцелуй становится глубже, воздух вокруг накаляется все сильней с каждой секундой, дышать все сложней... Ладонь Мирона проникает под верх моей пижамы, обжигает кожу, заставляет мою кровь закипать. Мое тело, словно какой-то сосуд, наполняет желание большего. Неизведанного. Манящего. Каждый нерв звенит от предвкушения, каждая клеточка кожи горит в пламени нашей страсти...
Мне становится мало этих ласк, этого поцелуя... Мирона!
Хочется почувствовать его всего, забраться под кожу, раствориться в нем...
И в тоже время я боюсь...
Впрочем, страх ничтожен перед желанием окунуться в нашу с Мироном любовь с головой.
Ведь когда два сердца бьются, как одно, бояться, по сути, нечего.
И я решаюсь. Тяну футболку Мирона вверх.
Он тут же ее снимает, но, вновь склонившись ко мне, заглядывает в мои глаза ужасно темным и в тоже время блестящим взглядом:
— Ты же понимаешь, что я уже не смогу остановиться?
— И не нужно, — тихо произношу я.
* * *
— Лю... фене-е-ек, — чувствую я теплую ладонь на своей щеке, — проснись на минутку, пожалуйста.
Я открываю глаза и вижу перед собой Мирона. Его ласковую улыбку. Воспоминания о минувшей ночи вихрем врываются в еще сонное сознание и заставляют меня сильно смутиться. Я закусываю нижнюю губу, старясь отогнать от себя чувство стыда — ему не было и нет места в том, что произошло между мной и Мироном.
— Мне нужно уехать, фенек, — продолжает Мир, поглаживая мою скулу, и я наконец замечаю, что он выглядит не так, как вчера засыпал рядом со мной, из чего я делаю вывод, что он встал рано и успел побывать в своей комнате, или же я вновь сплю слишком долго. — Мой дед живет в своем доме, и у него протекла крыша. Мама настаивает, чтобы я съездил в деревню и помог с починкой. Не могу отказаться, но обещаю управиться как можно быстрей, чтобы забрать тебя с урока вокала. А ты, в свою очередь, пообещай, что
