в жизнь мужчины столько хорошего.
Сделать его таким счастливым.
Им было хорошо вместе. Он знал это. Готовка, занятия в качалке, спарринг и борьба, бег трусцой по пляжу, просмотр новостей, даже если иногда его отправляли сидеть на полу, тихое чтение. Все это было гораздо интереснее делать, когда она была рядом.
Даже все это дерьмо в плане рабства было почти клевым. Анна неспешно учила его тому, что она от него требует, и он делал успехи, хотя она, скорее, не одобряла то, что его массаж каждый раз превращался в очередное занятие сексом. Он пытался объяснить ей, что, когда Госпожа садится ему на задницу, он чертовски заводится. Не его вина в том, что она так невозможно сексуальна, правда?
И отсутствие необходимости искать презервативы означало, что они могли трахаться где угодно. Так они и делали.
Следуя за Бронксом через кухню, Бен бросил взгляд на безупречно чистые столешницы. После того как ему объяснили основы, у него не было проблем с уборкой. Он предпочитал убирать все сам, хотя и у нее была склонность наводить чистоту.
И он теперь хорошо ориентировался в уходовых процедурах. Но она забросила попытки научить его красить ногти, или как там эта чертова процедура называется. Покрасить стены было проще простого, но с его крупными ладонями попытка покрасить ноготь на ноге размером с горошину — вот это настоящее испытание.
Он обнаружил, что Анна может хихикать, как маленькая девочка.
Бен усмехнулся, вспомнив об этом. Черт, она иногда бывает такой милой.
С ролью Госпожи она не торопилась. Просто заботилась о нем. Например, они еще не проводили сцену в «Царстве Теней», хотя оба работали в прошлые выходные.
Сначала он засомневался, не стыдится ли она показаться с ним на людях. Но оказалось, она заметила, что ему не совсем… комфортно… быть рабом на публике. Он чувствовал себя так, словно подвел ее, но, похоже, в его реакции не было ничего необычного. Она сказала, что прямо сейчас счастлива не афишировать личное.
Анна заботилась о его чувствах и здоровье, и это продолжало его удивлять. Эй, ведь предполагалось, что это он будет все для нее делать.
Так что, когда она поменяла планы из-за того, что он расчувствовался, это было… чертовски круто.
Кроме того, ему нравился пузырь, который они создали вокруг себя — пузырь, в котором они были только вдвоем. Особенно с учетом того, что сплетни о Госпоже и охраннике наверняка разлетелись по всему «Царству Теней», как по маленькому городку. Черт, после сеанса групповой терапии для ветеранов на прошлой неделе, Зет сказал Бену звонить, если у него возникнут вопросы, или он захочет поговорить.
Вопросы? Конечно есть. Хочет поговорить? Конечно нет.
Отчаянно виляя хвостом, Бронкс нетерпеливо ждал, пока Бен откроет заднюю сетчатую дверь.
Она была здесь. Просто невероятно, как вид одной особенной женщины может заставить сердце мужчины замереть.
Анна сидела на веранде лицом к перилам. С верхнего поручня свисала толстая темно-коричневая веревка. Там и тут по всей длине были навязаны узлы. Веревка тянулась от катушки, лежащей у Анны на коленях. Красные деревянные бусины лежали сбоку от нее.
Она обернулась на звук шагов Бронкса по веранде и заметила Бена.
— Ты дома!
Ему чертовски понравилось, как загорелись ее глаза.
Она сбросила веревку с колен, чтобы обнять Бронкса.
— Вы, ребята, сегодня рано.
После того, как Бронкс свернулся у ее ног, Бен поставил рядом с ней корзину и опустился на одно колено. Он терпеливо ждал, когда она покажет ему, что хочет, чтобы он ее поцеловал. Она всегда этого хотела, и он знал это, но старался быть послушным рабом.
Иногда это ожидание выводило его из себя, когда он хотел подхватить ее на руки и долго обнимать.
Ее брови сошлись вместе, и вместо того, чтобы дать ему разрешение, она коснулась его лица кончиками пальцев. Когда ее пальцы задержались на его лбу, он понял, что хмурится.
— Бенджамин. У меня сложилось впечатление, что, — она говорила так осторожно, как он в свое время пробирался по улицам Багдада, точно не зная, в какой из мусорных куч заложена взрывчатка, — возможно, быть рабом — это не то, чего ты хочешь на самом деле. Это может не очень хорошо…
— Нет, — он прервал ее прежде, чем она успела закончить. — Нет, Госпожа, я там, где должен быть. — В ее доме, рядом с ней, в ее сердце. Может быть, часть этой службы доставляла неудобства, как одежда не по размеру, но быть с ней вместе оказалось чертовски более круто, чем он себе представлял.
Печаль в ее глазах могла бы разбить его сердце.
— У меня были рабы, мой тигр. Я думаю, тебе некомфортно.
— Иногда, это так, — он взял ее за руку, чтобы остановить. — Я — новичок в этом, и быть рабом — это не то, кем я себя видел. Но это то, к чему я стремлюсь.
Она взглянула вниз, на их сплетенные пальцы. Черт возьми, если он позволит ей раздумывать, она додумается до того, чтобы отпустить его.
И пока ее острый взгляд не начал изучать его лицо, он надавил со всей решимостью, приобретенной за годы службы в горячих точках.
— Я счастлив быть твоим рабом. Это то, чего я хочу.
Когда она опустила пальцы поверх его ладони и подняла на него глаза, он знал, что она поверила в то, что он сказал. По большей части. Но она все еще немного хмурилась.
— Я не уверена, тигр. Настоящие рабы любят и отказаться от контроля, и служить. Это их желание, это делает их счастливыми, и им больно, когда этого нет. Но у тебя я не вижу…
— Меня накрывает горькими воспоминаниями, — быстро перебил ее он. Кто знал, что эта история с ПТСР пригодится? Но его травма послужила чертовски удачным оправданием. — Они заставляют меня нервничать. Это ты и видишь.
— О, нет, — она отпустила его руку и обхватила ладонями его лицо. — Предполагается, что ты должен рассказывать мне об этих вещах. Как еще я смогу помочь тебе?
— Да, Мэм, — мягко отозвался он. Слава Богу, она купилась на это.
Бен расслабился и сел рядом с ней. Он задавил в себе чувство вины. Да, внутренне он сопротивляется положению раба, но это его проблема. Он возьмет себя в руки, и все будет хорошо. Совершенно не нужно напрягать ее рассказами о своей внутренней борьбе. Иначе она порвет с ним и даст ему свободу для его же собственного гребаного блага. Вот как она это воспримет. Она заботилась
