я уже видел только его голову. Раздался щелчок, и в стене открылся лючок, из которого тотчас хлынула маслянистая жидкость с едким запахом. Я едва успел отпрыгнуть назад, иначе бы на меня попало несколько капель. Эта была нелепая, смешная забота о себе. Емкость наполнялась кислотой, желтая лужа уже быстро растекалась по полу. Волна ужаса прокатилась по моей спине. Я схватил магнитолу, отступил туда, где пол еще был сухой, поставил магнитолу на торец и встал на нее одной ногой. Бессмысленная, животная попытка спастись! Что я делаю? Зачем пытаюсь продлить свою агонию? Не лучше ли упасть навзничь, чтобы сатанинский компот за несколько секунд выел мои глаза, растворил щеки, оголив белый оскал зубов, потом добрался до ушей, обугливая, скручивая хрящи, и все выше, выше, к мозгу!
Я поднял голову и завыл от бессилия и отчаянья. Пришло время для отходной молитвы, а я все еще дергался на кончике жизни, все еще возил ногтями по гладкой стене, будто не верил своим глазам и пытался нащупать какой-нибудь выступ. Хоть ничтожный пупырышек, хоть миллиметровый прыщик! Я бы повис на нем, а потом подтянулся и встал бы на него ногой… Господи, дай мне крылья!
Кислота захватывала последние сухие пятна на полу. Вот тягучая пленка достигла магнитолы. Металлический корпус вдруг начал медленно проседать под моей тяжестью, будто я стоял на пластилиновом кирпиче, и он размягчался, плавился подо мной…
– На что ты еще надеешься, гений?! – заорал сверху майор. Он стоял на коленях у края резервуара и смотрел на меня. – Не мучай себя!! Тебе уже ничто не поможет!! Или попытайся заткнуть трубу собственным задом!!
Он захохотал. Я прижался губами к холодной стене, чувствуя, как отчаявшийся инстинкт самосохранения рождает идиотские желания, заставляет присосаться к стене подобно вантузу. Это смешно… Это стыдно… Умирать надо красиво, с достоинством, как умирала Ирина… Я бы не хотел, чтобы она увидела и запомнила меня таким…
Мой последний островок жизни гнулся, деформировался подо мной; кислота беспощадно прожигала тонкий стальной корпус и медленно подбиралась ко мне. Я начал задыхаться. Горло сводило судорогой. Я воздел руки вверх, к далекому, недоступному мне бордюру, опоясывающему резервуар, ткнулся лбом в стену и заплакал.
– Падай!! На колени!! – кричал сверху майор. Он хотел увидеть, как я сдался, сломался и покорился его воле. Ему нужна была не просто моя смерть. Ему нужна была победа надо мной. И я, уже теряя рассудок, уже чувствуя, что моя опора вот-вот опрокинется, вскинул верх кулак и сплел из каменеющих пальцев твердый, малиновый от напряжения, безобразный кукиш.
– На!!! Выкуси!!!
И тут что-то случилось. Майор вдруг дернулся, раскрыл рот и повалился на бок. Его голова повисла надо мной, и на меня полетели крупные, тяжелые капли крови. Не веря своим глазам, я увидел склонившегося над ним Макса.
Глава двадцать девятая. Магическое слово
– Эй! – крикнул Макс, осторожно приближаясь к краю резервуара. – Ты живой?
Я не знал, кто это снизошел ко мне – друг или враг, но закричал, моля о помощи:
– Макс! Выруби кран! Отключи кислоту!
– А как ее отключить?
– Не знаю! Посмотри где-нибудь!
Голова Макса исчезла, но через секунду появилась снова.
– Я не знаю, как это сделать! Давай руку!
Он лег на край, одной рукой схватился за бордюр, а другую свесил вниз. Я встал на цыпочки, до крови прикусил губу, изо всех сил, до хруста в позвонке, до струнного натяжения нервов потянулся вверх… Нет, это невозможно. Наши дрожащие пальцы тянулись друг к другу, но между ними оставался непреодолимый метр.
– Макс, я сейчас упаду!! – зарычал я. – Может, там где-нибудь есть веревка?
Макс крутил головой.
– Нет тут никакой веревки! Тут вообще ничего нет…
– Макс, я падаю!!
Моя жалкая опора резко просела, накренилась на бок, но устояла; мне пришлось подать тело чуть-чуть в сторону, чтобы сохранить равновесие…
– Сейчас!! – кричал Макс и принялся срывать рубашку с обмякшего тела майора. – Сейчас я сделаю веревку!!
– Этой веревкой ты выловишь мой скелет! – выл я.
– Все будет нормально, – убеждал Макс, но по его виду было понятно, что он ничуть не верит в это. – Держи!
По моему лицу хлестнул рукав милицейской рубашки, пахнущий потом и куревом. Тоненькая, слабая ниточка, натянутая между жизнью и смертью! Я схватил рукав, намотал на руку, второй рукой скомкал воротник.
– Она не выдержит, Макс!! Во мне девяносто пять кило!!
– Выдержит…
Я потянул рукав на себя. Рубашка угрожающе затрещала. И в это же мгновение сработал закон сопромата, и проеденный остов магнитолы сплющился подо мной. Я ухнул одной ногой в кислоту. Хлюпнула под подошвой убийственная жидкость. Ужас охватил меня. Все? Это конец? Зажмурив глаза и до боли стиснув зубы, я поджал ноги и повис на рубашке. Она натянулась, затрещала.
– Ты очень тяжелый… – хрипел Макс. – Давай сам…
Он, раскрасневшись от напряжения, едва держал меня. Я видел над собой его посиневшую, перетянутую тканью руку. Я своим весом тянул Макса на себя. Он судорожно хватался за бордюр, но влажная рука соскальзывала.
– А, черт… – процедил Макс.
Я подтянулся, схватился выше. Макс сползал. Его лицо сморщилось и стало неузнаваемым. Мы оба завыли дурными голосами, не выдерживая чудовищной нагрузки… Макс, стараясь хоть как-нибудь закрепиться на краю, закинул ногу на бордюр и невольно толкнул вялое тело майора. Тот взмахнул руками, словно огородное чучело на ветру, перевернулся на спину и большой рыбиной соскользнул в резервуар. У меня все оборвалось внутри. Я видел, как милиционер падает в кислоту, и во всех адских оттенках прочувствовал это падение; у меня остановилось сердце, все похолодело внутри, и тело напряглось в ожидании мучительной смерти. Майор упал в кислоту головой вниз, гулко ударился о дно, завалился на бок, страшно раскинув в сторону руки и ноги. Мне показалось, он дернулся в агонии от непостижимой боли, когда царская водка стала пожирать его тело. Жирные, горячие брызги хлестнули меня по спине. И я тоже дернулся, словно в агонии, и мое тело само рвануло вверх, необъяснимая сила подкинула меня, и в тот момент, когда
