очевидно, всякое место, где родился и вырос, будь то шумный столичный город или тихое далёкое село. Мальчишкою он, пожалуй, считал своим домом не только собственноручно отстроенный отцом барак, а всю «Лого́вку» — всю, с её пусть невидными, но бесконечно знакомыми строениями, с досками, перекинутыми через речушку вместо мостов, с крохотными огородами, рассыпанными по всем дворам. Что могло быть лучше, чем летом часами бродить в речушке по колено в воде, опасаясь только стёкол и гвоздей на дне; или забраться на тонкую гибкую черёмуху и до того наесться спелой ягоды, что ставший чёрным язык еле ворочался потом во рту; или смастерить из отрезка медной трубки и куска дерева пугач, набить его спичечными головками да на удивление друзей «жахнуть» так громко, чтобы зазвенело в ушах; или зимой выбраться на гору, уже «в город», в чужие края, уцепиться проволочным крюком за грузовик и мчаться на коньках во весь опор, — плохо было одно, мог заметить милиционер, свести к родителям и даже, того хуже, срезать коньки…
Вот в эти беспечные годы и поселился по соседству с Никитиными Григорий Михайлович Смирнов. Мельком Генка видел его — крепкого, скуластого, с огрубевшими потемневшими руками, по которым безошибочно можно определить рабочего человека, а сведения о нём он почерпнул из разговоров дома: в «Лого́вке», как сказано, быстро узнавали людей. О Смирнове отзывались с уважением: «Голова! Изобретатель!» Был Смирнов простым рабочим, но за острый ум и смётку его равняли с инженерами: много числилось за ним изобретений и рационализаторских предложений, принёсших большую пользу заводу. Впрочем, личность Смирнова была в высшей степени безразлична Генке, — изобретает, ну и пусть, мало ли чего чудачат взрослые. Гораздо больше интересовала его блестящая толстая проволока, которою новый сосед зачем-то опутал заборчик вокруг своего огорода. Генка и сам не знал, правда, что бы он стал делать с этой проволокой, но сердце его раскалывалось уже потому, что добро, с его точки зрения, пропадало попусту. Сомневаться Генка не любил: пропадает — значит, нужно, чтобы не пропадало. И когда стемнело, он, захватив из дому кусачки, перебрался в соседний двор. Моток за мотком, — и Генкино настроение всё улучшалось. Он почти уже закончил сматывать проволоку, когда тяжёлая рука опустилась ему на плечо. Генка рванулся, но тщетно: рука держала его крепко. Раскатистый голос, нетихий вообще, но в тот момент показавшийся мальчишке просто громовым, сказал:
— А ну, мотай назад!..
И Генка с дрожью в коленях повторил всю только что проделанную работу в обратном порядке. Когда были сцеплены перекушенные концы проволоки, обладатель раскатистого голоса и тяжёлой руки — как нетрудно догадаться, Смирнов — распорядился:
— Айда в хату!..
Генкины мысли мелькали с быстротою молнии. Сказать, что пришёл издалека. — потом всё равно узнает, а сейчас, чего доброго, уволочёт в милицию. Сознаться?.. Генкины уши заныли сами собой при воспоминании об отце. Расплакаться?.. Но кто его знает, какой этот Смирнов, — бывают такие, что когда парень ревёт, становятся ещё злее. И всё же что-то надо было сделать непременно…
Они вошли в дом. Там был полумрак, — наверное, все уже легли спать, — только угол был освещен лампой, покрытой газетой. На столе Генка увидел чертежи и книги, на стене на дужке зачем-то висел колокольчик, на стуле стояла хитрая машина с обилием колесиков и рычагов.
— Садись, — переставил хозяин машину со стула на стол, сдвинув чертежи и книги в сторону. — Ты чей?..
— Соседский, — промямлил Генка. — Никитиных…
— Звать как?
— Геннадий…
— Так… Зачем же ты проволоку хотел смотать? Продать думал?
Генку вдруг осенило. Прикинувшись казанскою сиротою, он запричитал:
— Дяденька, вы не считайте… Это нам в школе, для кружка… Радио мы проводим…
Генка попал в точку, — Смирнов улыбнулся:
— Вот оно что… Тогда — дело другое. Только чего же ты тайком, — пришёл бы ко мне, я б без всякого дал.
— Я… этого… — замялся Генка. — Всё равно же она у вас зря на заборе…
— Зря, говоришь?.. Это как сказать!.. — Смирнов вдруг с досадой крякнул: — Садовая голова! Радио проводить, а проволоку без изоляции брал. Техник!..
— Не видно в темноте, — схитрил Генка.
— На ощупь можно узнать…
Смирнов открыл шкафчик.
— Проволоки я тебе дам, сколько надо, подходящей…
Он протянул Генке большой моток.
— Спасибо, дяденька, — растерянно проговорил Генка.
— Григорием Михайловичем меня зовут…
Смирнов неожиданно громко расхохотался и тут же осекся, чтобы не разбудить спящих.
— Ну, попался бычок на верёвочку! Сам доложился: я тут, хватайте меня скорей!..
Он указал на колокольчик:
— Видишь?
И объяснил нехитрое устройство, с помощью которого всякий дотронувшийся до проволоки сигнализирует о себе в дом.
«Изобретатель!» — почти со страхом подумал Генка. Он чинно поднялся:
— Спокойной ночи, Григорий Михайлович!
— Пока! — сказал хозяин. — Да гляди в другой раз ночью по двору не шастай, нето пушку против тебя приспособлю: влепит пареной репой, своих не узнаешь…
Подарок Смирнова Генка выгодно выменял на сломанный фонарик с «динамкой» и через пару дней забыл о происшествии. Но не забыл о нём Смирнов.
— Орёл! — окликнул он однажды Генку. — Радио вы там у себя провели?
Генка не сразу даже сообразил, о чём идёт речь.
— Ах, радио? Провели, как же…
— А теперь чем заняты?
Генка не знал, как выкрутиться: чем же ещё, кроме радио, может заниматься выдуманный им кружок?
— Мы… того… не работаем, — с трудом вышел он из положения. — Руководитель заболел…
— Жаль, — посочувствовал Смирнов. — Ну, идём ко мне, техник, покажу тебе одну вещь.
В доме он подвёл Генку к уже знакомой тому хитрой машине и включил моторчик. Тоненькая проволочка потянулась в машине, сбоку к проволоке подходила шёлковая нитка. Моторчик гудел, и проволока на ходу одевалась в нитяной покров.
— Как понимает, смотри! — радостно расхохотался Генка. — Ну, игрушки…
— Горе луковое! — обиделся Смирнов. — Высказался тоже — «игрушки». Эти игрушки, брат, миллионами пахнут.
— Ой, ты! — не поверил Генка.
— А ты как думал? Это, Геннадий, вот что. Электромоторы ты, понятно, знаешь. Есть они повсюду — на заводах, на фабриках, в шахтах. Мотор — штука ценная. Но вот запятая, — как у него катушка сгорит, — так его сразу в лом. Не могут новую катушку сделать, и только. А теперь…
Генка осторожно дотронулся до проволочки и отдёрнул палец.
— Кусается? — засмеялся Смирнов. — Ох, помучила она меня, дорогая, — он любовно погладил машину. — В сутки, поверишь, по три часа всего спал. С женой скандалов было! Раз мне срочно нитки были нужны, и нет их под рукой. Что делать?.. Решил… как ты тогда: взял и распустил у неё чулки. Тоже для дела, понимаешь?..
Генка деликатно опустил глаза.
— А теперь точка! Письмо вот получил… из Совнаркома. Поздравляют
