каждую косточку.
Возможно, отец бы... Нет, он всё равно не признает, хоть защити докторскую, хоть уйди на его должность...
С дедом проще, он... Любит.
Машина останавливается возле двухэтажного дома, расплачиваюсь, выхожу, смотря себе под ноги, достаю свой багаж, поправляю одежду и только после замечаю, как... Как... Как много здесь изменилось.
Дом, что казался нерушимым, вдруг предстал предо мною обветшалым, словно доживая, выживая... Даже солнце не красит почти сошедшие слои краски фасада, даже наличники больше не поражают.
Отец всегда гордился этим местом и... И садом, от которого остались лишь слабые тени былой красоты.
Пытаюсь преодолеть первый шаг, но стою и не улавливаю, правда ли за пять лет всё могло измениться, или эти перемены начались задолго до этого.
Может быть, во мне лишь вспыхнул образ из далёкого детства, когда родители кажутся сильными, вечными, красивыми.
Осматриваюсь, а рядом доживают всё те же соседи, напоминая, что это слишком правильный, элитно-научный район, уголок забытого "аристократа".
Интересно, как быстро мне укажут на место?
Вбегаю на поскрипывающие ступени, поражаясь каждому шагу. Сразу нахожу ключ в выемке доски под половиком, что плела ещё бабушка, открываю до сих пор тяжёлые дубовые двери.
В первый миг кажется, что в доме никого нет. Только войдя слышу слабый шум воды из кухни и стук в кабинете отца. Я пытаюсь понять, что же здесь изменилось. Но...
Не могу. Всё тот же стиль, лишь слегка обновленные вещи. Кашпо, трельяж на резных ножках, портреты этой семьи, обрамлённые слишком массивной рамой, глиняные безделушки на полках и прочая старина, напоминающая о детстве.
Деда, да и меня так тянуло в Ирландию именно поэтому — их образ так четко откликается с этим местом.
Не думал, что буду так трепетать, вернувшись туда, где вырос.
Убираю сумку с порога, разуваюсь, убирая обувь на полку, как любит мама. Шум с кухни прекращается почти сразу, и я уже пытаюсь оголить ножна былых не до конца забытых мечей, помогающих существовать здесь. Вспоминаю, как кричал отцу ещё в восемнадцать, что здесь прописан с рождения. Вспоминаю, что в двадцать он поклялся выписать отсюда, что в двадцать пять дал мне пять лет, чтобы окрепнуть. Кажется, в этом году срок истекает. Кажется, я даже помню те давние документы об их собственности, пожелтевшую домовую книгу, но...
Вздрагиваю, увидев её. Кажется, мама начала толстеть, кажется, это всё тот же фартук, кажется, она перестала закрашивать седину на некогда русых волосах, словно как и на досках фасада, оголяя ход времени.
Кажется, я взял от неё куда больше, чем думал все эти годы.
Она опасливо выглянула из кухни, вытирая сырые руки о подол. Что-то внутри дрогнуло вместе с её невинным движением вперёд. Что это, если не душа, верно?
— И..Игнат! Артур.. мой... Мой чесночек.
Я впервые рвусь к ней под скрип двери на втором этаже, что ведёт прямиком в кабинет отца. Но мама вспоминает про тапочки, холодный деревянный пол, запыленный ковёр, сквозняки, деревянные окна, что ни за что не обновят на пластиковые, давая дому дышать. Кажется, что с этим домом дышат, стареют и они.
Помню, как прятался в отцовском кабинете поздними вечерами. Кажется, это было целую жизнь назад. Всё же... Путешествия помогают многое преодолеть, все пережитое — мой опыт, что в конце концов привел сюда же.
Он спрашивает, только увидев...
— Это я стал ниже, или ты так вырос?
Кажется, Отец впервые торопясь ко мне забыл пенсне, что осталось, уверен, на том же столе, заваленном рукописными работами. Вижу, что это уже не впервые, но для меня это из разряда невозможного.
Кажется, так ему лучше думается. Кажется, пенсне столь же естественно ему, как и мамин фартук.
Он вдруг спешит обнять, не шикая на маму за слезы. Я пытаюсь разглядеть те глаза, из-за которых я так отстранялся, но вижу лишь их подобие. Они блекнут темными искрами, становясь нежнее и сентиментальнее, позволяя слезам застыть.
Может быть, стоит задуматься о доме здесь. Или в ином другом городе неподалёку, куда можно было бы возвращаться после.
Может быть... Нужно поговорить с ней.
Быстро отстраняется, беря себя в руки.
— Наконец-то...
* * *
Осознание упрямства капает вместе с подтекающим краном на кухне. Мама всё наровит накормить меня, отказываясь от любой помощи.
Разговор в кабинете отца дался сложнее, чем я думал, именно потому, что упрёков не было. Он лишь узнавал, как я провел эти пять и в принципе десять лет, а у меня вдруг не хватило слов.
Я потерялся, словно года вылетели впустую.
Но это не так, целый цикл о путешествиях в шкафу за его спиной не опишет и доли того, что было изведано. Наверное, с книгами так всегда. Любой автор совершает путь, что потом вместится лишь в пару строк.
Точнее, это далеко не только о книгах...
Отец уже не выдерживает свой график. Уже отошёл ко сну. Интересно, пару лет назад, когда он впервые позвал вернуться, он уже был в этом состоянии?
Смог бы я тогда... Нет, едва ли.
Почему-то хочется купить машину, квартиру и обосноваться здесь. Это совершенно не объяснимо. Неужели стоило только спуститься с трапа, как потянуло приземлиться? Заземлиться, остановиться.
Это немного нелепое чувство.
Я не прекращу путешествовать, лишь добавлю к своей ручной клади кожаный рюкзак и какие-нибудь цветочные чемоданы, если она согласится.
Интересно, согласится?
Кажется, с ней мне комфортно.
Медленно открываю дверь в свой закуток. Выдыхаю, осознав, какой же он крошечный. В 13 мне казалось это место целой вселенной, а по факту пять шагов в ширину и чуть больше в длину.
Прохожу, сажусь на кровать, что заправлена знакомым пледом, провожу пальцами по ткани, очерчивая каждый квадратик. Кажется, что в этом и была мамина любовь.
Изучаю стену со своими надписями на обоях. Так странно, не думал, что их не заклеят. Поднимаюсь к огромной карте целого мира, невольно поднимаясь на ноги.
Из груди рвётся выдох и руки тянутся к голове.
— Поразительно...
Я забыл про неё. Совершенно. Забыл, что с 14-и отмечал места, где хотел бы побывать. Алые точки пестрят на всех континентах.
Объездил ли я всё? Естественно, нет.
Достаю смартфон, делаю фото на память и тут же отправляю Нели, невольно задумываясь, что же ей написать.
"Объедешь со мной?" — стираю. "Хотела бы?" — стираю. Возвращаюсь к первому варианту, но не успеваю отправить, принимая вызов, невольно улыбаясь...
— Привет. Мама сильно ругалась?
Слышу, как улыбнулась.
— Угу, она на
