он на этапе, в эшелоне, мать его при родах умерла…
Даже простейшие сведения об отце узнать было не у кого, в метрике в графе «отчество» поначалу стоял прочерк, потом, уже в детдоме, вписали отчество «Кириллович» – в честь сторожа, жившего в будке у ворот, которого звали Кириллом Федоровичем, он иногда подкармливал маленького Игорька, поскольку деду малец этот приглянулся очень и очень.
Фамилию Игорь носил материнскую – ту, что была вписана в сопроводительные бумаги небольшой молчаливой женщины, для которой маршевый железнодорожный пульман стал последней пристанью в жизни… Обо всем этом Кудлин узнал лишь потом, после операции, когда вернулись в Кабул.
Поэтому, умирая, Моргуненко и назвал адрес, где находилась могила единственного родного для него человека.
Вопрос этот требовал разрешения на месте, поэтому с гробом в Кузнецк надо было отправить старшего офицера, который мог и в военкомате договориться, и на младшего по званию прикрикнуть, если тот вдруг строптиво задерет хвост, и деньги кому нужно сунуть, поскольку мера эта вредная «кому нужно – сунуть» при Горбачеве была внедрена в жизнь очень широко.
Выбор пал на майора Кудлина – старшего офицера, которого в бою спас сержант Моргуненко, – Кудлин, когда ему сообщили об этом, согласно наклонил голову и вскинул руку к виску:
– Задание будет выполнено!
– Вот и хорошо, – просто и буднично, совсем по-штатски произнес заместитель командующего армией, отправлявший майора в командировку, передал ему небольшую коробочку, обклеенную тусклой материей и орденскую книжку: – Это вручите там, в Сибири.
– Кому вручить-то, товарищ генерал-майор?
– Кому, кому… Наверное, матери его жены, теще, бишь… А еще лучше, если орден примет местный музей и выставит у себя на стендах. И расскажет всю эту историю. – Генерал помолчал несколько секунд, словно бы прикидывал в мыслях, как это может быть и вообще как будет выглядеть. – Людям это будет интересно. Так что с богом, майор, – протянул Кудлину руку. – Когда вернетесь – доложите обо всем подробно. – Он хотел добавить еще что-то, но промолчал. Впрочем, и без того было понятно, что он хотел сказать.
Утром следующего дня на борту самолета с несколькими «двухсотыми» – погибшими ребятами – майор улетел в Ташкент, а оттуда на попутном военном транспортнике – в Сибирь, в город, где была похоронена Галя Клевцова. Фамилию свою на Моргуненко она могла сменить только на Большой земле, дома, в почтенном учреждении под названием загс, поэтому в гроб ее положили под девичьей фамилией, будто была она немужней женой.
Под своей родной фамилией и нашел ее майор на кладбище. С помощью военкомата нашел и мать Галины – седую сгорбленную старушку с выплаканными, лишенными цвета светлыми глазами: горькая соль слез, как известно, выедает и глаза, и душу, – ничего в человеке, кроме скорби и памяти, не оставляет.
К старушке вместе с майором поехал и районный военком, громоздкий, состоящий из угловатых движений подполковник с лицом, посеченным двумя шрамами, – в свое время находился в Анголе, где обстановка сложилась, как ведал Кудлин, не слаще, чем в Афганистане.
Когда вышли из Галиного дома, подполковник с мрачным видом натянул фуражку на голову и сказал:
– А теперь поехали в историко-краеведческий музей. Орден мы сдадим туда и историю этой погубленной пары распишем так, что у стенда будет толпиться весь город. Как вам такая постановка вопроса, майор?
– Пока не думал, но идея интересная.
Директор музея, фронтовик-артиллерист, чей пиджак украшала наградная колодка, начинавшаяся с победной георгиевский ленточки, человек сообразительный, знающий, чем можно привлечь посетителей, за предложение ухватился обеими руками.
– Вот-вот, – изрек он воодушевленно, показал пришедшим вскинутые торчком большие пальцы обеих рук сразу, и левой, и правой, – это то, чего нам не хватает очень… Сюда школьники на экскурсии специально будут ходить. – Потом покрякал в кулак и сказал: – У нас, на Великой Отечественной, романтический истории тоже случались…
В общем, орден Игоря Моргуненко майор оставил в музее – пусть городской народ знает, как ребята в Афганистане выполняли свой интернациональный долг, как жили они и любили, и не их вина в том, что ни дожить, ни долюбить они не сумели – не получилось. Судьба такая непростая, горькая выпала на их долю.
Кудлин вернулся в Афганистан и словно бы растворился в сороковой армии, хотя народ весь здесь всегда находился и находится на виду. В общем, я его потерял, в чем, честно говоря, каюсь: виноват, должен был проследить за этой историей до конца.
Не получилось.
Имя Лейлы, совершившей роковой выстрел, стало известно нашей разведке, Гужаев пытался отыскать ее следы, встретиться где-нибудь на караванном пути, но все попытки его оказались тщетными – чемпионка пуштунского племени по стрельбе как сквозь землю провалилась…
Судя по всему, ушла в Индию и в Афганистане больше не появлялась.
