Эксперту сложно оставаться беспристрастным, как и обычному гражданину, при чтении об ужасных событиях, приведших к чьей-то смерти, потому что иногда внутри все просто кричит: «Его нужно навсегда отправить за решетку» или «Почему она не убила его раньше?»
Но я не среднестатистический гражданин: я могу рассмотреть аргументы обеих сторон, и моя задача – убедиться в том, что улики говорят сами за себя, в том числе и экспертиза судебного медика.
Особенно мне интересно читать допросы подозреваемых. Несколько встреч с полицией, а ответ один: «Без комментариев». Их расспрашивают о днях или часах, приведших к убийству: с кем они были, кто что говорил. Им рассказывают подробности убийства, иногда показывают фотографии с места происшествия. «Без комментариев». А затем что-то происходит, и дело обретает иной оборот: они начинают разливаться соловьем, сыплют деталями. Что заставило их сознаться? Совесть заела? Или адвокат сказал, что стоит раскрыться, что факты говорят за себя, а все улики против подозреваемого? Я всегда думаю: «Ты бы протянул и до следующего допроса, но правда сильнее».
Тем временем присяжные в Глазго вынесли приговор «виновен в убийстве» и отправили молодого человека Салли в тюрьму отбывать пожизненное заключение. Конец! Хотя погодите. Есть те, кто принимают приговор молчаливо, но большинство выражают протест, особенно когда речь идет о пожизненном заключении. Некоторые винят суд в несправедливости, другие уверяют, что невиновны. Сторона обвинения и полиция чувствуют, что справились со своей работой, и они удовлетворены приговором, равно как и семья жертвы. Все верят, что справедливость восторжествовала. Может, так. А может, и нет.
Сторона защиты может сослаться на ошибку в законе, несправедливость судьи при вынесении приговора, особенно если защита не разъяснила присяжным, что могла иметь место самооборона, частичная оборона при потере контроля, провокация или нанесение ограниченного ущерба, что позволило бы им рассмотреть вариант непредумышленного убийства.
Осужденный может быть очень недоволен своей командой защиты, утверждая, что они не смогли защитить его должным образом; что произошла судебная ошибка из-за того, что судья неправильно интерпретировал улики или вовсе их не признал; что совокупность доказательств не смогла повлиять на приговор.
Что касается Салли, погибшей в Глазго: ее молодой человек подал апелляцию на том основании, что его защита не сработала должным образом, так как не вызвала собственных экспертов для опровержения показаний, данных судмедэкспертом в суде. Обжалования приговоров редко проходят успешно для подсудимого, однако в ходе повторного рассмотрения дела подтвердилось, что судебное заседание не было проведено так, как полагается, поэтому приговор аннулировали и назначили дату повторного слушания.
Шесть лет спустя мы вернулись в зал суда. К тому моменту я работала заместителем государственного судмедэксперта Ирландии и, когда пришла повестка, находилась в Сьерра-Леоне по заданию ООН. Я полетела в Эдинбург через Париж. К сожалению, из-за особенностей работы в Сьерра-Леоне у меня был всего один комплект одежды для перелета, остальные вещи остались в городе. В аэропорту Парижа мне пришлось покупать что-то приемлемое, чтобы явиться в суд; выбор оказался ограничен, но все лучше, чем то, что было на мне. После 24-часовой дороги в аэропорту меня встретила полиция и сразу отвезла в зал суда для дачи показаний. Не самые идеальные условия.
У новой команды защиты не было желания подвести своего клиента, поэтому они всячески старались выступить в суде хорошо. Тон перекрестного допроса был крайне враждебным. Мои показания подвергались всевозможным сомнениям со стороны адвоката защиты, а их судмедэксперт категорически настаивал на том, что я ошиблась в умозаключениях относительно характера смерти. Смерть от травмы головы не происходит мгновенно, как утверждала я: мозгу требуется время, чтобы остановить работу, поэтому девушка могла быть жива, когда ее молодой человек обнаружил ее.
Как и на первом слушании, я согласилась с тем, что случай нестандартный. Я также согласилась, что обычно смерть от травмы головы происходит из-за серьезных повреждений мозга или его сдавливания при внутреннем кровотечении. Я проверяла: ни того, ни другого не обнаружилось. Эксперт, выступавший на первом слушании, придерживался тех же показаний. Стратегия защиты заключалась в том, чтобы опровергнуть показания эксперта обвинения. На этот раз сторона защиты дралась ревностно, а свидетели – в том числе и я, как эксперт, – уходили с поля боя изрядно покалеченными.
По окончании судебного разбирательства новый состав присяжных удалился для рассмотрения представленных доказательств. На этот раз они вернулись с вердиктом «не доказано». В Шотландии подобный приговор – редкость: он означает, что доказательств недостаточно для вынесения обвинительного приговора, но есть некоторые сомнения в невиновности подсудимого. Проведя несколько лет в тюрьме, молодой человек вышел из здания суда свободным, но не невиновным.
Моя роль как эксперта состоит в том, чтобы представить свои доказательства суду, в частности, присяжным: не только огласить факты, но и объяснить, как я пришла к таким выводам.
После шести лет в медицинском институте и зубрежки терминологии на латыни в первый рабочий день в качестве судебного медика я получила задание все это бросить и вернуться к нормальному человеческому языку. Мои отчеты – длинные и детальные, в них может быть описано с десяток повреждений, внешних и внутренних. Я напоминаю себе о том, что описания развернутые и присяжным может быть сложно сосредоточенно слушать о каждом полученном синяке, ссадине, ножевом или огнестрельном ранении или рваной ране.
Во время вскрытия каждое повреждение на теле фотографируется. Каждая фотография в принципе рассказывает историю, что уж говорить о фотографиях со вскрытия. Было бы куда проще, имей я возможность продемонстрировать эти снимки присяжным, подкрепляя свои описания, но сторона защиты считает, что подобное может пагубно повлиять на их клиента. Эй! Ваш клиент предстал перед судом в качестве обвиняемого по делу об убийстве, или я что-то не так понимаю?
Чтобы наглядно показать, как сложно бывает сосредоточиться, когда судмедэксперт дает показания без каких-либо подкрепляющих материалов – фотографий, диаграмм или рисунков, – я проверила свою теорию на группе студентов-медиков. Разумеется, у них были как минимум базовые знания анатомии и медицинской терминологии. Каждому студенту дали лист бумаги с нарисованным контуром головы и шеи, после чего я зачитала часть отчета о вскрытии.
