Если попытаться выяснить, когда Павел узнал о Мальтийском Ордене, то первое документальное свидетельство будет относиться к его юношескому возрасту. Вот что писал дореволюционный российский историк Н. К. Шильдер в своей монографии «Павел Первый» о юношеских годах Павла Петровича: «По странной случайности Мальтийский орден также послужил предметом игры для воображения будущего великого Магистра». Учитель десятилетнего Павла Семен Порошин записал в своем дневнике 28 февраля 1765 г.: «Читал я Его Высочеству историю об Ордене мальтийских кавалеров. Изволил он потом забавляться и, привязав к кавалерии своей флаг адмиральский, представлять себя кавалером Мальтийским»[293].
В данном отрывке речь идет о чтении знаменитого многотомного исследования французского историка аббата Рене Обера Верто, «История рыцарей госпитальеров святого Иоанна Иерусалимского, называемых прежде рыцарями Родоса, а теперь называемых рыцарями Мальты». Книга эта впервые увидела свет в 1724 г. Затем она не раз переиздавалась, и одно из ее изданий находилось в библиотеке цесаревича. Юного Павла Петровича уже тогда покорила судьба рыцарей, проживавших в Иерусалиме, а затем на Мальте. Он слушал повествование об их странноприимном доме для страдающих и недужных богомольцев, об их военных победах над неверными, которые прославили это монашеское братство. Слава госпитальеров быстро распространялась по всему европейскому миру, а в число членов Ордена Св. Иоанна Иерусалимского принимали только представителей европейского дворянства. Немало людей отрекались от своего имущества в пользу ордена, приносили обет послушания, безбрачия и нищеты. И когда в обетованной земле наступала снова борьба христиан с неверными, то монахи-госпитальеры брались за оружие и мужественно сражались с врагами Креста. Уже в средние века орден снискал себе громкую славу и известность.
Сохранилась еще одна запись, которая датирована 4 мартом того де 1765 г.:
«После обеда учился его высочество, как обыкновенно. По окончании учения забавлялся, привеся к кавалерии свой флаг адмиральский. Представлял себя послом мальтийским и говорил перед маленьким князем Куракиным речь»[294].
Приведенные выше воспоминания Порошина и были использованы в конце XIX в. Н. К. Шильдером. Правда, историк, цитируя учителя наследника, привел эту фразу в слегка дополненном варианте, вероятно чтобы читателю XIX века было ясно, о какой книге идет речь: «Читал я Его Высочеству Вертотову историю об ордене мальтийских кавалеров. Изволил он потом забавляться и, привязав к кавалерии своей флаг адмиральский, представлять себя кавалером Мальтийским»[295].
Спустя тридцать лет император Павел I захочет создать в России рыцарское сословие, подобное не просто европейскому, а сродни идеалам мальтийских рыцарей. После начала французской революции Павел даст французскому королю Людовику XVII убежище в Митаве, а на Волыни и Подолии разместит семитысячный корпус эмигрантов-французов под командованием принца Конде.
Значение царствования Павла I для России и его роль в истории нашего государства до сих пор недостаточно изучены, несмотря на довольно большое количество литературы, вышедшей за последние сто пятьдесят лет. Но самую большую загадку в его кратковременном царствовании представляет принятие православным российским императором звания Великого Магистра Державного Ордена Святого Иоанна Иерусалимского. Этот факт послужил для ряда усердных православных публицистов поводом для обвинения императора в тайном католичестве. Однако все это лишь досужие вымыслы и недоказанные факты, направленные только с одной целью — очернить в глазах людей, в глазах православной церкви царя-мученика.
ЧЕТЫРЕ ГОДА, ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА И ЧЕТЫРЕ ДНЯ — таков был срок царствования императора Павла I. И царствование его оказалось столь знаменательным для России, что еще свыше пятидесяти лет она жила вдохновленная начинаниями одного из самых благочестивых монархов, возведенных Господним промыслом на всероссийский престол.
Когда же начинаем анализировать царствование Павла Петровича, встречаемся с полным непониманием его деяний. В советской исторической литературе сложился отрицательный образ императора Павла I, но «по делам их узнаете», как сказано в Евангелии. А дела императора говорят совершенно о другом. За столь короткий период своего правления он оставил целых три тома законодательных актов, которые помещены в Полном Своде Законов Российской Империи (ПСЗРИ). А это больше чем кто-либо другой из российских самодержцев за такой же период времени.
Павел I значительно урезал права и привилегии дворянства. Он впервые привел крестьянское сословие к присяге. Им были совершены шаги в направлении правового и экономического уравнения социальных классов Российского государства, в направлении создания поистине всенародной опоры для власти русских самодержавных государей.
5 апреля 1797 г., в день коронации, издается знаменитый Указ, запрещающий принуждать крестьян работать в воскресные и праздничные дни.
10 ноября Павел I отменяет чрезвычайный рекрутский набор по 10 человек с тысячи, объявленной незадолго до кончины его матерью Екатериной II.
27 ноября «людям, ищущим вольности», предоставлено было право апеллировать на решения судебных мест.
10 декабря последовала отмена хлебной повинности, ложившаяся тяжелым бременем на народ, взамен нее устанавливается особый денежный сбор по 15 копеек за четверик.
А. Т. Болотов так прокомментировал этот указ, крайне разорительный для крестьян: «Нельзя изобразить, какое приятное действие произвел сей, благодетельный указ во всем государстве, и сколько слез и вздохов благодарности выпущено из очей и сердец многих миллионов обитателей России. Все государство, и все концы и пределы онаго, были им обрадованы, и повсюду слышны были единые только пожелания всех благ новому Государю»[296].
18 декабря появляется новый указ, по которому слагаются недоимки по 1 января этого года с казенных крестьян на сумму до 7 миллионов рублей. Другие новые указы облегчают участь крестьян уменьшением натуральных повинностей, вводится льготная продажа соли, все казенные крестьяне получают надел по 15 десятин на душу и особое крестьянское управление.
Запрещается продавать дворовых людей и крестьян без земли.
Вот как вспоминал современник, известный немецкий романист Август Коцебу, проживавший в это время в России:
«Народ был счастлив. Его никто не притеснял. Вельможи не смели обращаться с ним с обычною надменностью; они знали, что всякому возможно было написать прямо к Государю и Государь читал каждое письмо. Им было бы плохо, если бы до него дошло о какой-нибудь несправедливости; поэтому страх внушал им человеколюбие. Из 36 миллионов людей по крайне мере 33 миллиона имели повод благословлять Императора, хотя и не все сознавали это»[297].
