не могу не задаться вопросом, что она делает и с кем она сегодня вечером. И, черт возьми, от одного только осознания того, что она там, желание подойти и увидеть ее усиливается.
Отвернувшись, я вхожу в свою хижину и просто стою тут, уставившись в темноту.
Я одинок уже десять лет, но эта пустота в моем доме на данный момент усиливает чувство одиночества во сто крат. Все стало намного хуже после того, как внутри оказалась Реми. Я этого не вынесу.
Черт, мне нужно ее увидеть.
Мысль о том, что она идет по жизни, не зная, что она значила для меня, и, думая, что я просто использовал ее для секса — это то, с чем я не могу жить.
Я разворачиваюсь, выхожу и начинаю идти по песку к дому Реми.
Все причины, по которым я сказал, что буду держаться подальше, похоже, не могут удержать меня прямо сейчас.
Обычно на этом участке пляжа между нашими домами нет людей, кроме Реми или, иногда, меня. Поэтому, когда я вижу впереди что-то похожее на пару, лежащую возле дюн, освещенную луной, я подхожу немного ближе к береговой линии, чтобы постараться не попадаться им на глаза и не мешать им.
Сначала я стараюсь не смотреть им в глаза, предоставляя им то уединение, которого я бы хотел, особенно в это время ночи. Но по мере того, как я приближаюсь к тому, чтобы пройти мимо них, любопытство берет надо мной верх.
Я снова бросаю взгляд на парочку, но теперь, когда я подхожу ближе, что-то кажется мне не совсем правильным.
Достаточно светло, чтобы разглядеть, что это мужчина, оседлавший женщину под собой, но что вызывает у меня раздражение, так это то, что женщина, кажется, неподвижна.
Я не могу сказать, является ли это просто моим прошлым опытом, из-за которого мне в первую очередь приходит в голову наихудший сценарий, и что я просто вижу вещи, которых на самом деле не происходит, или я полностью прав, и происходит что-то ужасное.
Я ловлю себя на том, что меняю курс и вместо этого направляюсь к ним. На данный момент мне наплевать, если это окажется пустяком, и они меня увидят. Мне просто нужно убедиться, что все в порядке.
Когда я подхожу к парню сзади и вижу, как он разрывает платье ни на что не реагирующей женщины, волна гнева нарастает и взрывается внутри меня. И она никак не реагирует. Я не вижу ее лица, но ее конечности ни разу не шевельнулись за все время, пока мои глаза были прикованы к ним.
— Что, черт возьми, ты делаешь?! — Кричу я.
— Не хочешь присоединиться? — Бросает парень через плечо, когда я оказываюсь всего в паре футов от него.
Красное марево застилает мое зрение, и я хватаю его за рубашку, отбрасывая в сторону со всей силой, на какую только способен, а затем прыгаю на него секундой позже. Вся ирония этой ситуации не ускользнула от меня.
Но я не могу этого допустить.
— Ты чертовски болен!
Парень такого же роста, как и я, и явно в форме, поэтому я ожидаю, что он будет сопротивляться или сделает что-то еще, но все, что он делает, это поднимает руки, чтобы блокировать мои удары по лицу, и предпринимает очень слабые попытки ударить меня в ответ.
В какой-то момент между моими замахами я замечаю лицо парня и узнаю в нем того парня, который тем утром ел яблоко, прислонившись к моему грузовику.
— Ублюдок.
Какой-то булькающий, задыхающийся звук привлекает мое внимание и заставляет меня оглянуться через плечо на женщину.
А потом вся кровь отхлынула от моего лица, когда дежавю обрушилось на меня подобно цунами.
Нет, нет, нет, нет.
Я застываю на мгновение, запертый в своей собственной голове, когда искаженные воспоминания о том, как я нашел свою подростковую любовь на том поле той ночью, вспыхивают у меня перед глазами.
Теперь, когда я вижу Реми, лежащую на песке, в лунном свете, у меня возникает какая-то травмирующая реакция. Должно быть, именно по этой причине у меня кружится голова. Почему у меня звенит в ушах, тошнота скручивает желудок, и я не могу пошевелиться.
Я возвращаюсь к реальности, как будто мне в лицо плеснули водой, когда снова слышу этот звук, а затем вижу белую пену, капающую у нее изо рта.
Оттолкнув парня, я подбегаю к ней, обхватываю ее лицо трясущимися руками.
— Реми, — выдыхаю я. — Реми, милая, ты меня слышишь?
Ответа нет, если не считать еще большей пены у рта и закатывающихся глаз.
— Что, черт возьми, ты с ней сделал? — Отчаянно требую я от парня, ни разу не отводя от нее взгляда.
Но я не получаю никакого ответа.
Я мог бы убить его прямо сейчас, но я не могу оставить Реми в таком состоянии.
Я поворачиваю ее тело на бок, пытаясь прочистить дыхательные пути, но не уверен, помогает ли это вообще.
Паника, какой я никогда не испытывал, наполняет меня, проникая в мои кости и заставляя их чувствовать себя мертвым грузом. Как будто я парализован. Десятилетняя боль и страдание сливаются воедино и сходятся вместе в этот самый момент.
— Черт возьми, Реми. Пожалуйста, не оставляй меня.
У меня так сдавило грудь, что я едва могу дышать. Я бы сделал все, что угодно, лишь бы услышать, как она мне что-нибудь скажет. Даже если она будет кричат на меня, обзывая мудаком.
— Помогите! — Кричу я. — Кто-нибудь, помогите!
Мой телефон был на лодке, и я никогда еще так не злился на себя за то, что не ношу его с собой. Я не могу оставить ее, чтобы пойти и забрать его. Я не могу.
Одна мысль приходит мне в голову, и появляется крошечная надежда, когда я вспоминаю про тот кусок дерьма, который я с нее скинул. Каким бы дерьмовым человеком он ни был, у него, вероятно, с собой есть сотовый телефон.
Та частичка надежды, которая у меня была, умирает так же быстро, когда я осматриваю местность и понимаю, что он ушел.
— Нет!
Этого не происходит.
Этого не происходит.
Я чувствую себя чертовски беспомощным, когда мои глаза скользят по ее безжизненному телу в разорванном платье.
Мне кажется, я слышу вдалеке вой сирен, но в данный момент я не уверен, доносится ли это прямо сейчас или из воспоминаний прошлого, которые затуманивают мой разум.
Я начинаю говорить, подбирая слова, говорю ей, что она может возненавидеть меня, если только проснется. Хотя
