трепетной нежностью взял ее лицо в ладони, словно никак не мог поверить в то, что она рядом, что они оба живы, и все начинается заново.
– Почему ты не позволял меня хоронить? – спросила Эмма. Улыбка, озарившая лицо Коннора, была светлой, почти детской.
– Я не хотел, чтобы тебя забрали, – признался он. – Я не мог тебя потерять. Эмма, я…
– Ты просто снова спас мне жизнь, – сказала Эмма. Благодарность и любовь – вот чем были те чувства, которые наполняли ее, когда она смотрела на Коннора.
Коннор рассмеялся.
– Ты знаешь, – произнес он и вдруг умолк. Улыбка, проплывшая по его лицу, была смущенной – такой, какой он никогда не улыбался. – Я очень много сделал не так. Я причинил тебе много боли, Эмма.
Эмма хотела было перебить его, но Коннор приложил указательный палец к ее губам, приказывая молчать, и она умолкла.
– Я… – Коннор сделал паузу, словно то, что он пытался сказать, причиняло ему невероятные душевные страдания. – Я постоянно думал о нас. Пока мы шли через лес, пока лазали в подземном королевстве… постоянно. Я раскаиваюсь, Эмма. Мне надо было вести себя по-другому с самого начала. Не принуждать тебя, не привязывать к этому дому… Прости меня, если сможешь. Прости.
Эмма не сразу поняла, о чем он говорит, а потом вспомнила. Но сейчас то, что доктор Маквей назвал процедурой, красная нить на запястье, привязавшая Эмму к Дартмуну, подаренный ей дом, – все отступило в прошлое. Сейчас, после подземного королевства и гроба в малой гостиной, это казалось далеким и ненужным.
– Я не знаю, что будет потом, Эмма. Но я хочу, чтобы дальше мы с тобой шли одной дорогой. Я хочу никогда тебя больше не терять.
Он снова сделал паузу и спросил:
– Я хочу слишком много?
– Нет, – прошептала Эмма, понимая, что вот-вот разрыдается. Как и в королевском дворце, весь мир стекся к ним обоим, и в мире ничего не было, кроме них. Эмме хотелось, чтобы это не прекращалось.
– Эмма… – Коннор осторожно, так, словно боялся сломать, привлек Эмму к себе и спросил: – Ты выйдешь за меня замуж?
Тепло, которое расплывалось в груди Эммы, было похоже на зародившееся в ней солнце. Мир вдруг сделался огромным, светлым и ясным, не осенним и дождливым, а летним, пахнущим скошенной травой и звучащим криками стрижей. Сейчас, в эту минуту, они вернулись друг к другу по-настоящему, чтобы пойти дальше, держась за руки.
Эмма никогда не была такой счастливой.
– Да, – прошептала она, чувствуя, что плачет, и не в силах остановить эти слезы. – Да, Коннор, я согласна.
Эпилог
Свадебное платье было… Эмма замялась, пытаясь подобрать слова.
Как можно описать порыв ветра, солнечный свет, надежду?
– Идеальное, – уверенно произнес Тавиэль, поправляя одну из бесчисленных складок, и Эмма откликнулась:
– Да. Идеальное, Тавиэль.
Эльф улыбнулся. После приключений в лесах и подземелье он словно бы сделался старше – во всяком случае, серьезнее. До выхода невесты оставались считанные минуты, брачную церемонию решили провести частно, в гостиной дома, позвав только избранных гостей, и сейчас Эмма слышала, как внизу рассыпаются голоса.
– Ты уже можешь не продавать свои цветы, – сказал Тавиэль. – Но я надеюсь, что ты меня без них не оставишь.
Эмма улыбнулась в ответ. Цветы были частью ее души – хорошей, сильной частью, и она никогда не отказалась бы от своего рукоделия. Эльф прекрасно это понимал.
– Не оставлю, – ответила она. – Готовь витрины, у меня теперь новые инструменты.
В комнату заглянула Кварна – взволнованная, с влажным блеском в глазах, наряженная в лучшее платье, она всхлипнула и сообщила:
– Детка, все собрались, и священник приехал. Ждут тебя.
Эмма выдохнула, собираясь с силами. Если бы летом ей сказали, что она выйдет замуж за Коннора Осборна, то она рассмеялась бы этому человеку в лицо. Но тот Коннор, о котором сплетничал весь регион, давным-давно остался в прошлом. Эмма выходила замуж за того, кто закрыл ее от драконихи и отправился в подземелье, чтобы спасти.
«Он все это время спасал меня, – подумала она. – И я его тоже».
– Это и есть семейная жизнь, – негромко промолвил Тавиэль, выходя вместе с Эммой из комнаты. – Идти рядом, поддерживая друг друга.
– Так и будет, – откликнулась Эмма. – Так и будет.
Ее посаженным отцом был шеф Брауни – строгий, раскрасневшийся от такой чести. Парадный мундир с иголочки сидел на нем, словно влитой, на шее Эмма заметила порез от слишком старательного бритья. Шеф с восторженной улыбкой посмотрел на нее и мечтательно произнес:
– Эх, когда-то мы с моей вот точно так же, молодые, красивые…
Его голос дрогнул – шеф расчувствовался не на шутку. Эмма взяла его под руку, и они двинулись в сторону лестницы.
В гостиной разлилось целое море. Люди, пышные платья, пестрые ленты, букеты из орхидей и роз – когда Эмма сделала первый шаг по ступенькам, то маленький оркестр ожил, и дом наполнила мелодия старинного гимна, тонкая и сладкая, с яркими нотками восторга и любви.
Эмме казалось, что она идет по облакам.
Коннор стоял рядом со священником, и на мгновение Эмма не узнала его. Не влюбленный, но любящий всем сердцем, он больше не имел отношения к своему прошлому. Когда Эмма поднялась из гроба, у них обоих началась новая жизнь.
В ней будут цветы и дети. В ней будет любовь, надежда и поддержка, ясные дни и горячие ночи.
В ней будет все, о чем мечтала Эмма, и то, о чем она не отваживалась мечтать.
Шеф Брауни подвел невесту к жениху. Шон, в обязанности которого входило держать подушечку с кольцами, смотрел, забыв прикрыть рот. Эмма сжала руку Коннора, и он едва слышно произнес:
– Я никогда не смогу оторвать от тебя взгляд.
В груди разлилось тепло и звон, словно Эмма отпила шипучего из бокала. Священник раскрыл том Писания и проговорил:
– Возлюбленные чада мои, мы собрались здесь, чтобы соединить священными узами этого мужчину и эту женщину.
Эмма вспомнила, как Кварна рассказывала вчера о том, что многие неженатые мужчины городка искренне сокрушались о том, что богатая невеста, к тому же, наполовину фейери, так им и не досталась. Эмма оборвала ее рассказ со словами: «Если бы я могла, то вырвала бы
