Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
сейчас разрешают раньше времени замуж. Это мне на курсах ранней половой близости разъяснили.
– Ну, раз хочешь выходить, – так нечего тогда и откладывать. За кого выходишь-то? Если не тайна, конечно.
– Так ведь за Паутинщика выхожу.
– Он же к семейной жизни не пригоден! Из паутины своей и на миг выпутаться не может.
– Ещё как пригоден. Я его на днях из паутины-то повытряхнула и по Москве прошвырнула: с живыми, а не компешными людьми он законтачил и, походу, опомнился. Не на раскладку буквенную, – на человека стал похож. Даже гниль паутинистая с мордашки и та облетела.
– Ладно Паутинщик, так Паутинщик. Правда, я его Трещиной про себя зову, но теперь это имечко могу и на помойку выкинуть.
– Ура, дядя Терентий, ура-ура-ура!
– Какой я тебе теперь дядя? Батяней, зови. Я тут, правда, тоже собрался в городок Во на месяц-другой смотаться. Шут-Самоха ключи от своей трёхкомнатной оставил, а недавно эсэмэску прислал, просил за квартирой присмотреть и ещё кой-чего просил. Неспокойно ему как-то в своей Гонопупе. Ну и ещё одного человечка повидать бы надо.
– Ура, ура, и мы с тобой! Навроде свадебного путешествия! Лады? Только чё эт ты, бать, город Воронеж всю дорогу так сократительно зовёшь?
– Потому что город этот – во!
Терентий Фомич до предела выгнул, и трижды поднял вверх большой палец. И тут опять вспомнил давнюю свою подругу Ташку-Наташку, лёгкую, нежно-звончатую, удивительно крутобёдрую, появившуюся у него после казашки Айгуль. Вспомнил, что совсем недавно Талка то ли приснилась ему, то ли он просто всю её в памяти восстановил и даже погладил легонько по выпуклой тёплой щеке.
Варюха всё стояла в дверях. И тогда Пудов Терентий ещё раз показал ей выгнутый большой палец.
Слабея от счастья, Варюха ушла…
Голубая Ушебти. Цирк мумий
Больница осталась позади. Самоха опять прислал сообщение по вацапу:
«Гавайянки надежд не оправдали. Филлипинки – круче. И умней. Филлипинок, китаянок и японок здесь много. Пока выбираю. Начал секретные переговоры о присоединении Гонопупу к России».
А тем временем город Во, готовившийся праздновать 350-летие Великого Петра, преподнёс сюрприз, и приятный.
Терёху, прибывшего в сопровождении Варюхи и Паутинщика, нежданно-негаданно, пригласили украсить собой цирковую программу города. Пока, правда, в качестве униформиста, выступающего в паре с одним из клоунов.
Шут величественно отказался:
– Ни униформист-партнёр, ни буффонный клоун, играющий на преувеличенной жадности и придурковатости, ни даже «рыжий» фарсёр, только и знающий, что нос громадный себе прилаживать, а зад негашеной известью мазать, – мне теперь не по рангу! Новый, небесно-земной цирк замутить я хочу. Всех вас когда-нибудь туда приглашу.
И подкрепил слова чеканным жестом: в одну руку взял огромный гвоздь-костыль, специально принесённый с собой, а другой рукой стал невидимым молотком этот гвоздь, чуть повёртывая, забивать себе в колено. При этом со сдержанной радостью от возрастания боли приговаривал:
– Был и я когда-то как Осип Гвоздь. Был ведь? Был! Царям завидовал? Завидовал! Поучать их хотел? Хотел! Хлеб-соль с ними водить желал? Желал! Ну, а новый земной цирк, предшествующий цирку небесному – не из подлизыванья и поучений состоит. А в чём именно его суть – это вы скоро узнаете!
Вторая неожиданность была такой: Талка-Наталка, о которой всё настойчивей он вспоминал, среди жителей города Во не обнаружилась. Не значилась она и в списках умерших граждан. Двое-трое знакомых о ней тоже ничего не знали. Терёха посетовал на сон, в котором крутобёдрая Талка ему привиделась, полюбовался на её недоступные теперь удивительно мягкие щёки, взгрустнул и попытался развлечь себя издёвками над собственным прошлым и будущим. Но издёвки получились вялыми и Терёха их быстро, как осенних мух, отогнал подальше.
Ну, а третья неожиданность ждала шута Терентия в Египетском зале Областного исторического музея. Вошёл Терёха в музей с шутовским жезлом, а вернулся домой без него. Сдал, – крутя головой как в беспокойном сне, – во временную экспозицию для всеобщего показа.
А до избавления от жезла, какая-то полуясная хрень накатила на шута в музее. С этой мутной хренью вернулись к нему прежние мысли, от которых после встречи с Терентием Африканцем он подчистую отказался. Опять, как и в последние несколько месяцев, стало казаться: из-за маротты все недавние нескладухи и обломы! Из-за неё ушла Оленька, на променад шутов не попал и в больницу загремел – опять-таки из-за неё. Правда, здесь, в музее города Во, до конца осознать скрытое коварство маротты что-то Терёхе мешало. Понимал: на некоторые её проделки нужно смотреть сквозь пальцы. Но всё ж таки жезл из-за спины выставил и, ступая на цыпочках, понёс директору музея.
На ходу втихаря ругался: «Эк, тебя угораздило, Фомич! Ну, просто юношеский фетишизм и поклонение неодушевлённым предметам тебя одолели!..»
Неожиданно Терёха остановился. Чуть постояв на месте – обернулся он к стеклянным стеллажам и, обращаясь к статуэткам и вазам, но в то же время, словно бы и взывая с арены к зрителям, спросил:
– Парад шутов я зачем устроил? И почему прошёл он, пусть и не без накладок, но с явным успехом? А потому и затем!.. – ответил себе Терёха и промокнул ладонью внезапно вспотевший лоб, – затем, дорогие мои статуэтки и ещё более дорогие зрители, чтобы дать понять властям: поддерживать-то мы вас поддерживаем, а только глянуть в наше шутовское сферическое зеркало, и узреть кривизну исторических и собственных отражений, будет вам, ох, как полезно! Понимаю: одного шутовского парада мало. Вот и хочу параллельный цирк устроить, в ежедневном режиме пародирующий правительство, министерства, агентства и прочие суровые организации. Не кавээновское передразниванье и неостановимая ржачка экранных коммерц-юморастов нужны мне! А крепкое и даже болезненное поглаживание против шерсти всех, кто того заслуживают!
Хотел было я, дорогие зрители, после сценок с Осипом Гвоздём и царём Иваном – устроить собственный «Цирк на кошме». Проще говоря, – перед дверью правителя. Но что-то сильно препятствует. Да и призадумался: это что ещё за цирк под дверью такой? Что и кому он даст?.. А тут ещё Оленька вчера объявилась. И что же она, дорогие статуэтки, пишет? «Жду от вас, господин Пудов, непристойных предложений». Вот так-так… Как говорится: «И хочется бежать – да некуда». А виновата во всём, маротта и моя к ней привязанность. Ценная привязанность, не спорю! Только привязанность эта – осточертела мне. Мне Талка теперь нужна, а не палка сломанная! Поэтому пусть маротта здесь, среди вас, дорогие музейные экспонаты, отдохнёт…
Здесь шут смутился и огляделся. Не слышал ли кто как он с камнями и фарфором разговаривает? Но никого в музее в тот час не было.
Тут же
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
