важными, в том числе лечением дочери.
Ответственные за проект — режиссеры, монтажеры, аналитики, комментаторы, всего двадцать два человека, — торопливо рассаживаются на стулья, поворачивают головы к Эйзеру, в их взглядах читается страх.
Воцаряется молчание, которое нарушает лишь дробь, которую пальцами выбивает Эйзер о поверхность стола.
— И что делать будем? — спрашивает он, не отпуская мысли о сделке, предложенной Боэтархом, таким образом можно принять его сторону в противостоянии Магонам и не терять влияние в Персии.
Встает Хэн, сглатывает и отчитывается:
— Мы многократно просмотрели штурм базы. Операторы, следящие через дроны, ни на минуту не отлучались. Мы понятия не имеем, как Тальпаллис захватил базу. Учитывая его любовь к подземельям, очевидно, пробрался изнутри. Но… Посмотрите сами.
Она щелкает пультом, и на огромный экран, висящий над дверью, выводится запись с места: кривая стена, сложенная из камней, дроны, висящие по периметру. И тут вдруг два дрона стреляют в пустоту, причем они четко обозначили одну цель, но в этом месте ничего нет.
— И что?
— Это единственная странность за день, которую мы увидели, — она улыбается. — Он как будто стал невидимым.
— Чушь.
— Я понимаю, потому и предлагаю более разумную версию с проникновением через подземелье… Хотя там дверь закрыта очень плотно. Не представляю, как он ее открыл.
— Предложения по ситуации? Кто занимается стратегическим планированием? Вега?
Хэнель садится, встает грузный невысокий мужчина, обтирает лысину платком.
— Нельзя заканчивать «Полигон» прямо сейчас. Людям будет нечем заняться, это усугубит ситуацию. Но если вмешаться в ход шоу, это вызовет еще большее обострение, потому что у Тальпаллиса самый высокий рейтинг среди участников.
— И какой же?
— Шестьдесят семь процентов, — сглотнув слюну, отчитывается Вега.
— Что предлагают наши аналитики?
Встает худой коротко стриженный мужчина.
— Мы рассчитали возможные негативные последствия, невмешательство принесет наименьший вред.
И тут Эйзера пронзает догадка, которая плавала на поверхности, но он не мог ее ухватить. Его бросает в жар, сердце колотится, дыхание учащается. Вот же оно, то, что ему нужно!
— Вероятность того, что ситуация усугубится, если мы вмешаемся?
— Более семидесяти процентов.
— Спасибо.
Хотелось разогнать всех и поскорее заняться делом, ведь времени осталось очень и очень мало, скоро Тальпаллис начнет штурмовать крепость Рамона, а после будет уже поздно. На все про все осталось менее четырех часов. Успеет ли?
Но Эйзер пожертвовал пятнадцатью минутами, выслушал всех, хотя уже принял решение, потом разогнал и оставил только Хэнель и директора по связям с общественностью, своего троюродного племянника, Гелиона Гискона.
Подождав, пока закроется дверь за последним уходящим, он тычет пальцем в Гелиона:
— Свяжись с лучшими нашими журналистами по голосвязи. — Поворачивается к оторопевшей Хэнель: — Твоя задача — за четыре часа все время эфира занять Тальпаллисом, создать ему максимально привлекательный образ. Ясно? — Она кивает. — Позже я приду, обсудим подробнее. Исполнять! Живо! Гел, тебя тоже касается.
Выпроводив их, по внутренней связи он вызывает начальника службы безопасности, у этого, в отличие от остальных, запас времени есть.
— Мне нужны наши агенты на нижних уровнях. Молодые, горячие, чтобы внедрить в толпу, — тараторит он, не дожидаясь приветствия. — Сам поднимайся, и живо. Времени мало.
«Будем готовить сакральную жертву», — подумал Эйзер, улыбнулся собственным мыслям и поаплодировал гениальности.
Глава 23
Победоносное шествие
Становится ясно, что личные дроны пока нас убивать не стремятся, но охранные снаружи меня по-прежнему беспокоят, потому на улицу мы выходить не спешим, тем более, здесь, в помещении — то, что нас интересует: оружие, еда, амуниция.
Видимо, вспомнив, как чуть не погибла от рук гемодов, Надана с ненавистью пинает рогатый и клыкастый шлем.
В середине спальни складываем все, что может пригодиться при победоносном шествии по Полигону: четыре дробовика, два обреза, два пистолета, коробки с патронами разных калибров, в том числе самопал для ружей. Пять гранат, сигнальные ракеты, подствольный гранатомет и три гранаты к нему. Инфравизор, детектор движения, громкоговоритель. Патроны крупного калибра, непонятно для чего предназначенные.
— Взрываем стену крепости из подствольника, — задыхаясь от предвкушения, говорит Надана, — потом я с Лексом прикрываем, остальные…
— Броньежилеты, каски, — будничным голосом сообщает Тейн, потрошащий коробки у стены. — Чьетыре штуки.
— Надеваем броники, — продолжает Надана, — и ни хрена рамоновцы нам не сделают! Глянь, может там еще и щиты есть?
Надана лезет разбирать другую кучу, скидывает на пол ветошь, открывает огромное пластиковое ведро, радостно вскрикивает и выволакивает его на середину комнаты.
— Глянье, сколько жратвы! У меня аж живот заурчал! Мясо!
Вэра вскидывает бровь, Лекс кривится:
— Ты предлагаешь его предать огню? Похоронить с почестями?
Надана смотри на него, на ведро, на другие ведра, коих тут штук десять, и выдыхает витиеватое ругательство.
— Вот-вот, — говорю я, — не забывай, чем гемоды питались. Человечинку, которая уже не лезла, они засаливали, а ты разворошила запасы.
— Тьфу ты, блин. Вот суки!
Громыхают доспехи, летят вещи, тряпки, посуда, и Тейн извлекает из-под завалов два щита в человеческий рост, какими полицейские сдерживают демонстрантов, в другой руке он держит еще один инфравизор.
— У них ни шанса, — подводит итог Вэра.
— Если дроны нас выпустят, — сомневается Лекс, скрестивший руки на груди, обычно выступающий голосом разума.
Надана порывисто целует его в щеку.
— А помнишь, мы с тобой говорили про базу? Ну, что ее захватить невозможно. Типа все продумано, а вот! — Она разводит руками.
— Захватить-то можно, но не факт, что мы отсюда выйдем, — гнет свою линию Лекс.
— Так уже вечер, давай проверим? — Она шагает к выходу и замирает.
Воцаряется тишина, лишь огромная муха кружит над дохлым гемодом, накрытым одеялом. Никому не хочется расставаться с красивой иллюзией. Я это дело заварил, мне и расхлебывать.
— Услышите выстрелы — уходите через подземный ход, — говорю я и шагаю прочь.
Меня окликает Тейн:
— Стой, лучшье я. Ты слишком цьенен…
— Поверь, я знаю, как лучше.
Отодвинув занавеску, выхожу во двор. У стены замечаю колодец, на который не обращал внимания ранее, возле него сложена куча дров, между нею и разделочным столбом, похожим на виселицу — человеческие останки, которые никто не удосужился закопать, они развонялись и привлекли мух. Насекомые облепили кости так плотно, что кажется, будто они черные.
Над воротами — что-то среднее между трубой и рогом — в эту штуку, очевидно, гемоды дули, давая сигнал, когда собирались выходить на охоту. По другую сторону ворот — железная бочка литров на двести, валяющиеся канистры и трицикл, накрытый брезентом.
Подхожу к воротам, поднимаю щеколды, уже привычно моля Танит о помощи, прижимаю медальон к груди — он холодный. На мне плащ с капюшоном, наполовину скрывающий лицо, но раз никто меня не заметил, когда я штурмовал стену, значит, дронами все-таки управляют люди, и они, конечно же, в курсе, что база захвачена и гемоды убиты, правда, еще ломают голову над тем, как я это сделал.
Проскальзывает мысль о том, что я поступил необдуманно, и это нам еще аукнется.
Но что сделано, то сделано. Наваливаюсь на створку и отворяю ее со ржавым скрипом, выхожу за переделы базы, чтобы попасть в зону видимости охранных дронов, но они не реагируют. Отхожу несколько метров от створки, готовый в любой момент рвануть в укрытие — ничего. Меня принимают как своего.
Значит ли это, что наблюдатели сочли мои действия правомерными?
Закрываю ворота, все еще не веря в удачу, возвращаюсь к своим.
—…фонарики теперь у нас есть. Уходим под землей, — говорит Надана, она не понимает, что если нас списали, то из-под земли достанут, единственное место, где можно спрятаться — каменоломни на западе, но не собираюсь ее убеждать в своей правоте.
Лекс первым поворачивает голову и спрашивает с нескрываемой радостью в голосе:
— Не агрятся?.. Ну, не воспринимают как врага?
— Пока нет. Но уверен, что решение по нам еще не принято. Не исключено, что, когда начнем штурм, нас постигнет участь атаковавшего меня гемода. Так что радоваться рано.
В окошко под куполоообразным потолком смотрю на небо, все еще оранжевое после бури, но уже заметно потемневшее, и говорю:
— Лучше не затягивать, дадим сигнал и выдвинемся, как только стемнеет.
— Я бы выехал прямо сейчас, — предлагает