теперь все стало сложнее, запутаннее. Они не были врагами, но оказались по разные стороны. В глазах ани Бланк видел, как разверзается между ними пропасть, самый настоящий Разлом. И тут ему подумалось, что никогда и не могло быть согласия между людьми и ани: что одному приносило радость, для другого оказывалось бедой. Никто в этом не виноват, никто не предатель. Просто так получилось. Их кланам не суждено ужиться.
— Прости, я не могу иначе, — в голосе Бланка звучало сожаление, но взгляд его был холоден.
Он отстранил растерянную ани, и снова приготовился к бою. Но меч вдруг растворился в воздухе. Напрасно принц пытался призвать его. Он достал из кармана Страж Арконии — его свет пропал, артефакт вновь превратился в побитую временем безделушку.
— Ты еще не понял, да? — насмешливо спросил Аркон. — Страж обладает огромной силой, превосходящей даже мою. Был только один способ создать такой мощный артефакт — использовать силу арконцев. Силу их единства. Когда у них согласие, он обретает истинную мощь, когда раздор — угасает. Как видишь, последние крохи силы ушли из него. Так что верни мне его.
До принца медленно доходил смысл сказанного. Значит, вот почему Страж проснулся утром: ни он, ни клан ани не хотели казни Тейи, и это придало артефакту силу. Потом они с Тейей вместе хотели одолеть монстра. А вот теперь он остался один в своем стремлении победить. Не впервой. Но почему-то в этот раз будто горящая телега по груди проехалась — настолько там все давило и жгло.
— Бланк… — позвала Тейя, шагнув вперед.
Только тогда он понял, что и не дышал все это время.
— Не надо, — предупреждающе выдохнул Бланк, и ани остановилась. Он повернулся к Аркону: — Не думай, что я сдался. Я вернусь, и тебе придется сразиться со мной! — принц швырнул ему под ноги Страж. — Держи свой артефакт. В этом мире он и правда бесполезен.
Ворота за Бланком хлопнули с такой силой, будто тоже хотели сказать, что ему тут не место. Этот звук отозвался вспышкой ярости в душе принца. Он развернулся и пнул их изо всех сил. Ворота не пошатнулись, а по телу Бланка разрядом прошла боль от удара. Как ни странно, ему стало легче. Боль была чем-то привычным, чем-то, с чем он мог справиться. Она отвлекала на себя внимание и хоть как-то маскировала безысходную тяжесть между ребер. Принц снова ударил. Снова и снова. Ему никто не мешал, поэтому он колотил равнодушную дверь, пока не осталось сил что-либо чувствовать.
Опустошенный, принц направился к спуску. Может, стоит просто прыгнуть вниз — и все дела? Исчезнут разом и треклятая вражда, и невыносимые вопросы, на которые нет ответа, и сам мир исчезнет. Больше не будет боли, страха, предательств. Ничего не будет.
На краю пропасти у Бланка перехватило дыхание. Не оттого, что боялся упасть — оттого, что падать собирался. Невероятно, как подобные мысли могли прийти ему в голову? Дети Арконии живы и в безопасности, вызволить их дело времени. С Тейей можно договориться — всегда можно договориться — и найти решение. Пока он жив, еще есть шанс. Пусть не тот, волшебный, от мироздания, но вполне реальный, который он сам себе предоставит. Он еще не проиграл, так, Мастер Сэйгерен? Бланк шагнул назад.
Аркон отвел Тейю в одну из многочисленных замковых комнат. Ани скромно присела на край кровати и уставилась в пол. Ей было страшно. Нет, она не боялась Аркона или нового места. Она боялась сделать что-то неправильно. Что-то, из-за чего ее выдворят из замка, как Бланка. Поэтому сидела, не шелохнувшись, и не решалась даже осмотреть помещение.
Ани чувствовала на себе пронзительный взгляд старца, и от этого еще больше нервничала. Хвост непроизвольно дергался из стороны в сторону, а во рту пересохло.
— Что-то ты совсем расстроена, — наконец, подал голос Аркон.
— Нет-нет, что вы! Я очень рада, — поспешила заверить она его и на миг подняла на него глаза, в которых мелькнула надежда. — Только… только ведь вы еще не сказали, могу ли я…
Он рассмеялся.
— Конечно, можешь. Ты воспитана вдали от вражды, к тому же ты дочь Сэйгерена. И я допущу тебя к своим детям так же, как допустил и его. Но есть одно правило, которое нельзя нарушать, если хочешь там остаться.
Теперь Тейя прямо посмотрела на него.
— Какое?
— Никогда и ни при каких обстоятельствах ты не должна говорить о том, что происходило за стенами этого замка.
— Почему?
— Дети не видят между собой различий, пока кто-нибудь не укажет на них. Сейчас они ничего не знают о вражде кланов, но любая информация посеет сомнения в их голове. Не пройдет много времени, как они станут рассуждать, кто прав, кто виноват. А поиски виновных никогда еще не приводили к миру.
— Но разве они сами не помнят, что было в Арконии?
— Нет, я немного подправил их память. У детей это сделать легко, не то, что у взрослых. Но и вспомнить им не составит большого труда, так что будь осторожна в своих словах.
Тейя судорожно сглотнула и поежилась.
— А если я нечаянно… ну, скажу…
— Не бойся так, — улыбнулся собеседник. — Моя магия не настолько слабая, чтобы ее через нее пробилось твое «нечаянно». Я говорю о намеренных действиях.
— Нет, конечно, я ничего не скажу! — воскликнула ани и, смутившись, продолжила: — И все-таки, может, мне тоже подправите память?
— Не могу. У меня на нее есть некоторые планы. Твоя память — это огромный риск для будущего Арконии, но и его защита.
— Как так? — Тейя выглядела ошеломленной.
— Когда среди новых арконцев начнутся междоусобицы, — а они начнутся, не стоит тешить себя ложными иллюзиями, — ты сможешь распознать их в самом начале и не допустить. Ведь ты знаешь, к чему это приведет.
У Тейи внутри что-то оборвалось. Как так? Что значит «начнутся междоусобицы»? Здесь ведь так мирно и дружно. Почему вдруг они должны начаться? Почему Аркон так уверен? Какой смысл в этом «воспитании детей», если все повторится снова?
Старец глянул ей прямо в душу своими светло-серебристыми, почти бесцветными глазами.
— Я всего лишь гардант, Тейя, — ответил он на невысказанные вопросы. — Я не могу изменить вас. А сами вы не хотите меняться.
Тейе нечего было ответить. Она опустила взгляд и принялась общипывать край рукава. Хотелось плакать от досады. Взваленная на нее ответственность вызывала ужас. Никогда ей не избавиться от вражды кланов! Даже между детьми Аркона мир оказался чрезвычайно хрупким. Больше всего на свете она хотела об
