Просто не мог. Если бы остался в Москве, то всю жизнь бы потом жалел. Я так долго шёл к тому, чтобы стать профессиональным футболистом. Я не мог сделать иной выбор.
В конце января у меня день рождения. Мне исполняется двадцать лет. Я праздную в одиночестве. Как дурак, весь день наивно жду поздравления от Лили. Его, конечно же, нет. Она вообще очень давно не заходила ни в мессенджеры, ни в соцсети. Чем занимается целыми днями? Учится? Гуляет с друзьями? Или ходит на свидания с парнями?
От последней мысли с ума схожу, задыхаюсь. Представляю Лилю с каким-то другим парнем, да хоть с тем же Вовой, и убивать хочется. От злости бью кулаком по деревянной двери до тех пор, пока соседи не вызывают полицию за нарушение тишины.
В полицейском участке, где мне выписывают штраф, понимаю, что пора прекращать эту паранойю. Иначе какой смысл в том, что я сюда приехал, если все время хочу назад? Усилием воли запрещаю себе ностальгировать. Каждый день отвлекаю себя чем-то: то немецкий учу, то тренируюсь, то делаю специальные упражнения для ноги. Даже начинаю ходить в бары и знакомиться с девушками. Ни с кем ничего не получается, ни одна меня не цепляет, но так получается немного отвлечься.
Середина февраля. Наступает день рождения Лили. Я все-таки звоню ей, чтобы поздравить с двадцатилетием. Один раз, второй, третий. Она не берет. Я знаю, что у Лили телефон всегда с собой. Не может быть такого, что она его куда-то забросила и не слышит входящие звонки. Специально не отвечает, догадываюсь. Не хочет разговаривать со мной. Но я все равно настойчиво звоню каждые пять минут. И наконец-то слышу долгожданное:
— Алло.
Одно это слово из четырех букв вонзается в меня острой стрелой. Делаю глубокий вдох и хватаюсь за стол, чтобы не упасть.
— Привет, — выдавливаю напряжённо. В горле встал ком и не дает сглотнуть.
— Привет.
Пауза. Лиля шумно дышит в трубку, я тоже.
— С днём рождения, Лиль, — произношу то, зачем звоню.
— Спасибо.
Зажмуриваюсь. Как же больно. Я столько всего хочу сказать Лиле, а в то же время не нахожу слов. Совсем не нахожу. Мы оба молчим. Я понимаю, что ей так же тяжело, как и мне.
— Лиль… — набираюсь смелости. — Послушай меня, пожалуйста. Я очень виноват перед тобой. И я не могу себе простить то, как поступил с тобой. Но я не мог иначе. Правда не мог. Я шел к этому всю жизнь.
— Я знаю.
— Лиля, ты изумительная. Ты неповторимая. Ты непревзойденная. Ты лучшая. С тобой, как ни с кем. Прости меня, пожалуйста, Лиль. Прости, если можешь.
Я сползаю по стене. Сквозь зажмуренные глаза проступают слезы. Лиля долго молчит в трубку, шумно дыша. А потом произносит дрогнувшим голосом:
— Я прощаю тебя, Никита. Больше нас ничего не связывает. Будь счастлив.
Через несколько секунд молчания Лиля кладёт трубку, а я с громким криком разбиваю телефон о стену. Она попрощалась со мной и отпустила меня. Не тогда мы расстались, когда я в своей квартире после сумасшедшего секса сказал, что уезжаю в Германию. Мы расстались сейчас. И точку поставила Лиля. Потому что скажи она, что скучает и хочет меня видеть, я бы примчался первым же рейсом.
Прощение Лили успокаивает меня. Мне будто не хватало его. Глодало, что Лиля обижена, что между нами осталась недосказанность. А теперь все встало на свои места. Мы отпустили друг друга. Отныне каждый пойдёт своей дорогой.
Вот только все равно нестерпимо больно. Вот только все равно жить не хочется.
Первое марта. Официальное начало нового футбольного сезона. Мне удалось восстановить колено, я могу в полной мере бить мяч левой ногой. Скоро первая тренировка с новым клубом. Переживаю, конечно. Хотелось бы, чтобы сложились нормальные отношения с командой. Дружбы не жду, она невозможна в таком конкурентном виде спорта, как футбол. Зависть тут все равно сильнее: кто больше голов забил, кому бренды больше рекламных контрактов предложили. Меня бы устроили просто хорошие взаимоотношения.
Но команда встречает меня настороженно и прохладно. Это мягко говоря. Я им не нравлюсь. Хрен его знают, почему. То ли потому что я русский, то ли потому что сопляк двадцатилетний, то ли потому что завидуют. Клуб делает на меня большие ставки, гендиректор, когда представлял меня команде, назвал «восходящей футбольной звездой двадцать первого века». Не всем это понравилось. В моем присутствии они говорят только на немецком, хотя все знают английский.
Однако вся эта неприязнь ко мне только в раздевалке после тренировок. На поле мы не просто команда, на поле мы семья. Мне без проблем пасуют мяч, помогают обойти соперников. Никто не тянет одеяло на себя, все работают на общую победу. Это, конечно, совершенно другой уровень профессионализма. Не то, что в моем предыдущем клубе.
Близится первый матч за новый клуб. У нас будут сильные соперники. В Германии в принципе нет слабых. Для меня это как из места сразу в карьер. Чувствую на себе как на главном нападающем колоссальную ответственность. Я не могу облажаться во время первой же игры.
И сейчас особенно остро воспринимается отсутствие Лили. Она же мой талисман, моя муза. Как я без неё? Раньше ведь играл как-то, забивал голы, и сейчас смогу, убеждаю сам себя. Но я настолько привык искать ее глазами на трибунах сразу, как выхожу на поле, что не представляю, как справлюсь с ее отсутствием. Мне будет отчаянно не хватать Лили на матчах, но она всегда будет со мной в моих мыслях и моем сердце.
За четыре дня до игры, слоняясь бесцельно по Мюнхену, прохожу мимо тату-салона. Я всегда относился к татуировкам скорее негативно, не понимал футболистов, которые обкалывают себя ими. Но тут торможу и задумываюсь. Не знаю, что мною движет, когда захожу внутрь и зачем-то начинаю на ломаном немецком разговор с администратором. Потом сажусь в кресло и несколько часов терпеливо жду, когда молодой парень в пирсингах и с тоннелем в ухе набьёт мне на груди большой цветок лилии.
Я не имею привычку срывать с себя на поле футболку, так что о моей татуировке в