Я очень хочу сказать ей, что нельзя. Но правила приличия заставляют меня озвучить другое:
— Да, конечно.
Проходит к стулу, садится, крепко держит в руках сумочку.
— Как ты, милая? Что врачи говорят?
— Ничего не говорят.
Тетя Женя мнется в нерешительности. Подбирает слова.
— Твоя мама сказала, ты была беременна и потеряла ребенка.
Значит, ей все известно. Жаль, я бы не хотела, чтобы она знала. Видимо, мама в порыве ссоры все ей вывалила.
— Да.
Смысл врать и отпираться, если она уже все знает?
— Очень жаль, что так получилось.
— Очень жаль, что я забеременела от Никиты? Вы, наверное, это хотели сказать?
Пожалуй, нет, я не хочу играть в вежливость с тетей Женей. Для чего? Она самая настоящая змея, которую моя семья пригрела на груди. Я не буду с ней церемониться. У нее патологическая ревность к единственному сыну, и в каждой девушке она будет видеть угрозу того, что она собьет Никиту с пути истинного: а именно с футбола.
— Нет, я хотела сказать: жаль, что потеряла ребенка. Но если говорить о беременности, то я считаю ее несвоевременной и, честно говоря, я в шоке!
Последнее она произносит очень пылко. Наконец-то ее истинные эмоции прорываются наружу.
— Зачем вы пришли?
Игра в вежливость и сострадание мне уже надоела. Пускай быстрее выкладывает, что ей от меня нужно и убирается. Видеть ее не хочу.
— Я хотела с тобой поговорить.
— Мы с Никитой расстались, — предвосхищаю тему ее разговора. — Не переживайте, я больше не буду мешать ему на пути к всемирной славе.
Тетя Женя игнорирует мой тон.
— У Никиты сейчас тоже сложный период, он сам лежит в больнице в Германии. Ему будут делать операцию на колено, потом его ждет долгий период восстановления и реабилитации. Он должен привести ногу в надлежащую форму к первому марта, когда начнётся новый футбольный сезон.
— К чему вы мне это говорите?
— К тому, что не надо его сейчас дергать. Звонить ему, писать, плакать в трубку.
— Я не звоню ему.
Тетя Женя не вызывает во мне ничего, кроме раздражения. Даже представить не могу, что раньше я ее очень любила.
— Я понимаю весь ужас произошедшего с тобой. Надеюсь, этих тварей найдут и накажут. Но, пожалуйста, я прошу тебя, Лиля, не сообщай сейчас Никите о том, что с тобой случилось. Особенно про беременность. Даже если это действительно его фан-клуб, Никита же не виноват. Мой сын не может нести ответственность за действия своих поклонников.
К горлу подступает отвращение к тете Жене. Я потеряла нашего с Никитой ребенка, ее внука, а все, что заботит эту женщину, — футбольная карьера сына.
— Так Никиту все равно будут допрашивать, и он узнает. В том числе про беременность.
— Никиту не будут допрашивать. Я договорилась со следователем.
Слова тети Жени поражают меня, словно гром и молния. Она что, дала следователю взятку? Чтобы он не допрашивал Никиту? Я молчу, не находя слов. Это изумительно — насколько тетя Женя цинична.
— Если ты и правда любишь моего сына, то сделай так, как я прошу. Не говори ему ничего.
Меня тошнит от омерзения. Страшно подумать, что моя семья столько лет дружила со Свиридовыми.
— Я не скажу ничего Никите. Но не потому что вы меня об этом просите. И не потому что я его люблю. А потому что слышать, знать его не хочу, — цежу сквозь зубы. — Убирайтесь вон!
Тетя Женя снова улыбается.
— Ты большая молодец, Лилечка. Поправляйся.
Она поднимается со стула и спешит к двери.
— Это был ваш внук! — не сдержавшись, выкрикиваю ей в спину.
Замирает, схватившись за дверную ручку. Оглядывается.
— Я уверена: у меня ещё будут внуки. В подходящее время и запланированные. А не по залету и сейчас, когда моему сыну нужно думать о карьере. Тебе, милая, тоже не помешало бы подумать об учебе и работе. Успеешь ещё родить.
Тетя Женя уходит, оставив меня в звенящей тишине. Слезы бегут по щекам, а в висках стучит:
«Ненавижу, ненавижу. Ее, Никиту, всю их семью. Ненавижу. Не хочу их видеть, не хочу их знать. Никогда не хочу».
Глава 46. Цветок лилии
Никита
Германия встречает сыростью и холодом. Примерно такое же состояние у меня в душе. Ничто не приносит радости: ни контракт с мюнхенским клубом, ни зарплата, указанная в нем, ни строчка, что я главный нападающий основного состава. В груди так больно ноет, что выть раненным зверем хочется.
В первый же день в гостинице напиваюсь. Я давно не употреблял ничего крепче вина или шампанского, а тут опрокинул в себя почти полную бутылку виски. Рассчитывал забыться, а все равно думал о ней, о Лиле. Мне так ее не хватает, что выворачивает наизнанку, рвет в клочья. Сердце болит настолько сильно, что хочется вырвать его на хрен из груди. Зачем оно мне вообще?
Только силой воли заставляю себя собраться и заняться делом: снять квартиру и поехать в Берлин в хорошую клинику. Не знаю, как сердца, а ноги точно могу лишиться, если срочно не начну приводить колено в порядок. Мне предлагают сделать операцию, я соглашаюсь.
Каждый день чем-то стараюсь себя занять, чтобы не думать о Лиле, но она все равно просачивается в голову. Если не когда я бодрствую, то когда я сплю. Лиля снится мне. Моя красивая сексуальная Лиля. Во сне я обнимаю ее, целую. Мне так хорошо с ней, что не хочу просыпаться. А открыв глаза, снова ненавижу себя и весь белый свет.
Порываюсь позвонить ей. Хватаю телефон в руку и тут же отбрасываю, не зная, что сказать. Да что я вообще могу ей сказать? Любые мои слова будут звучать глупо и жалко. Я сам все разрушил. Осознанно выбрал карьеру, а не ее. Мне и жить с этим выбором. Но я не мог поступить иначе.