спа-салон для сегодняшней вечеринки.
Яркие, разноцветные огни прожигают дыры в моих глазах, когда я пытаюсь ответить, но мой мозг и пальцы, кажется, не настроены на одну волну.
Я отправляю им что-то наполовину разборчивое, прежде чем нахожу свой разговор с Джеромом.
Калли: Что произошло прошлой ночью? Последнее, что я помню, был танец…
Я не решаюсь отправить это. Что, если что-то действительно случилось? Что, если он был тем, кто переодел меня и уложил в постель? Последнее, что он хотел бы прочитать этим утром, — это доказательство того, что я все это забыла.
Мое сообщение почти сразу же становится прочитанным, и у меня сводит живот. Я действительно не хочу, чтобы он отвечал, напоминая мне о том, как он укладывал меня в постель, а я делала то, о чем потом пожалею.
Джером: У меня слишком сильно болит голова, чтобы думать. Что ты мне дала, мышьяк?
С моих губ срывается тихий смешок.
Калли: Просто водка…
Джером: Я ничего не помню после танца с тобой.
— Да — срывается с моих губ при его словах. Даже если это был он, что маловероятно, если он был настолько пьян, то, по крайней мере, он не помнит.
Прошлой ночью кто-то насмотрелся на мои сиськи, и я рада, что это был не Джером. Вероятно, он увидел бы их впервые, и мне бы очень хотелось, чтобы этот опыт стал для него лучшим.
Калли: Я тоже. Хотя я проснулась в постели… немного смущена.
Джером: Тебе повезло. Я был на полу в своей спальне. Понятия не имею, туда ли меня бросили родители или я упал с кровати.
Я не могу удержаться от смеха, от которого, в свою очередь, у меня болит голова и сводит живот.
— О, черт, — выдыхаю я, сбрасываю одеяло и бегу в ванную.
Моя кожа покрыта испариной, мое тело дрожит, когда я сажусь спиной к стене и вытираю рот.
Какого черта я позволила себе так много выпить?
Я откидываю голову назад на плитку пола и запрокидываю голову, закрывая глаза и делая глубокий вдох.
Мой желудок продолжает бурлить, но, к счастью, он не чувствует необходимости снова вызывать у меня тошноту.
После долгих, неудобных минут, проведенных на полу, я поднимаю свое ноющее тело и встаю перед зеркалом.
Я несколько секунд не отрываю взгляда от раковины, прежде чем рискну поднять глаза. Я буду выглядеть как жертва автомобильной аварии, я просто знаю это.
Протягивая руку, я вытираю один глаз от влаги, все еще прилипшей к ресницам после рвоты, и хмурюсь, когда моя рука не возвращается с размазанным по ней черным макияжем.
Мои глаза находят зеркало, и я ахаю, когда обнаруживаю, что на моем лице нет темного макияжа, который я так долго совершенствовала прошлой ночью и который, я знала, только усилит раздражение моей матери.
— Что за черт? — Бормочу я, уставившись на свое чистое лицо.
Да, хорошо, у меня под глазами мешки, из-за которых моя кожа выглядит бледной и тусклой, а глаза налиты кровью, но это чертовски намного лучше, чем я ожидала.
Смятение продолжает воевать внутри меня, когда я тянусь за зубной щеткой и пытаюсь привести в порядок состояние своего рта. Это работает, просто жаль, что это мало помогает моей голове и желудку.
Я плетусь обратно в свою спальню, отчаянно нуждаясь в кофе, но также осознавая, что у меня нет сил приготовить его самой, даже если бы мама не украла мою кофеварку в своем стремлении заставить меня жить чистой жизнью, или чего она там пытается добиться с помощью кокосовой воды. Дерьмо.
Я падаю обратно в кровать и сворачиваюсь в клубок.
У меня есть две минуты, чтобы утонуть в своих неверных решениях предыдущей ночи, прежде чем в моей комнате раздаются шаги.
Я втягиваю воздух, молясь тому, кто может услышать, чтобы мне не пришлось терпеть мамин визгливый голос, когда она ругает меня за мое вызывающее поведение.
Но когда этого не происходит, и вместо этого в нос мне ударяет запах жидкого золота, в котором я так отчаянно нуждаюсь, я приоткрываю глаз, рискуя увидеть, кто это.
Джослин стоит передо мной с мягкой, понимающей, но обеспокоенной улыбкой на лице.
— Спасибо тебе, — шепчу я, когда она ставит огромную кружку на мой прикроватный столик.
Я ожидаю, что она снова уйдет, но, к моему шоку, она опускается и садится на край моей кровати.
Она тянется к моей руке и нежно сжимает.
— Я думаю, нам пора немного поболтать, не так ли?
Мои губы приоткрываются, чтобы ответить, но я слишком смущена, чтобы подобрать какие-либо слова.
— Эм… Я знаю, что слишком много выпила. Прости, если я причинила—
— Ты не должна передо мной извиняться, милая. — Она одаривает меня мягкой улыбкой, которую я, вероятно, должна была раз или два получать от своей матери. Но я не уверена, что она на это способна.
— Я давно знала, — начинает она, никоим образом, не помогая мне понять, о чем мы на самом деле говорим. — Я надеялась, что, может быть, ты поймешь, что я знала, и расскажешь мне об этом.
— Прости, я понятия не имею, о чем ты говоришь.
— Он действительно заботится о тебе, Калли. И я должна признать, я была обеспокоен, когда Алекс начал тусоваться здесь с тобой, но, похоже, ничего не изменилось. Он был здесь, когда ты в нем нуждалась, точно так же, как, кажется, всегда.
Мой рот открывается и закрывается, как у рыбы, вытащенной прямо из аквариума.
— Ты знаешь? — Шепчу я, едва способная переварить это, поскольку в моих венах все еще остается шестьдесят процентов водки.
— Поговори со мной, Калли. Я вижу, что тебе больно, и я ненавижу это. Я не твоя мать, я не буду судить тебя или критиковать твой выбор. Ты умная, вдумчивая молодая женщина, и я верю, ты знаешь, что для тебя лучше.
Слезы жгут мне глаза, когда я смотрю на ее доброе лицо.
Рыдание вырывается из моего горла за секунду до того, как я падаю в ее объятия.
— Это такой беспорядок, Джослин. Я даже не… — Я прерывисто дышу.
Она обхватывает мое лицо руками и смотрит мне в глаза.
— Он был здесь прошлой ночью. — Это должно прозвучать как вопрос, но этого не происходит, потому что в глубине души я уже знаю. Возможно, я проснулась во сне о нем, но, как и предыдущий опыт, это было взято из реальности.
— Я думаю, он, должно быть, наблюдал снаружи. Глупый, безмозглый мальчишка. Если бы кто-нибудь увидел его, они бы застрелили его, слоняющегося в тени.
Я задерживаю дыхание, думая о том, что он вот так рискует своей жизнью.
— С ним все
