Йен! Она подскочила на кровати и увидела, что он сидит в кресле. Босой, без рубашки, в одних трусах, вытянув волосатые ноги, скрестив руки на голой груди. Под его» мрачным пристальном взглядом Фелисити задрожала.
— Спящая красавица наконец проснулась! — прорычал он и потянулся. Необычайно бледное лицо исказила боль.
— Тебе плохо? — встревожилась Фелисити.
Он поднял с пола бутылку бренди и помахал ею.
— Бога ради, ты напился!
— К сожалению, нет. Когда я ее нашел, она была полупустая.
Странно. Почему ему захотелось напиться?
— Случилось что-то такое, чего я не помню?
— Ничего не случилось. — Он поставил бутылку на пол. — Вы с братьями праздновали Рождество, развешивали чулки и распевали гимны. Ты не позволила мне пойти вместе с тобой, болтала какую-то чушь, что это последняя ночь, которую ты проводишь с братьями. И я, как дурак, пришел сюда тебя ждать.
Он взболтал бутылку, допил бренди и вытер рот тыльной стороной руки.
— Ты не пришла, и я пошел тебя искать и нашел спящей в кровати Джорджа.
Фелисити улыбнулась:
— Это из-за шампанского, мне всегда после него хочется спать. А вчера я встала чуть свет.
— Я пытался тебя разбудить, но тщетно. Тогда я отнес тебя на кровать. — Взгляд блуждал по ее телу; остановился на груди.
Тут Фелисити обнаружила, что рубашка распахнута. Быстро завязала завязки, избегая встречаться с ним взглядом.
— Ты раздел меня?
— Разумеется.
При мысли, что он расстегивал пуговицы и стаскивал с нее платье, ее бросило в жар. Но он не переспал с ней, в этом она была уверена. Она бы запомнила. Случись такое, он не напился бы пьяным.
Он посмотрел бутылку на свет и отбросил.
— Черт возьми, пустая. В этом доме найдется бренди?
— Даже если найдется, я тебе его не дам. Нельзя напиваться в столь ранний час.
— Любой мужчина, который провел брачную ночь, глядя, как его жена тешится с кодлой неблагодарных сорванцов, а потом валится с ног и спит как убитая, напьется «в столь ранний час».
Он выглядит таким несчастным, бедняжка. Его измотала ночь, когда он пытался преодолеть ее сопротивление. Ласки украдкой от близнецов, пожатие руки, рука на талии. Два беглых поцелуя в холле и один под омелой. Он заслужил провести брачную ночь в одиночестве после всего, что натворил!
На губах Фелисити играла улыбка.
— Тебе смешно, да? — прорычал он. — Ты очень гордишься собой, что изобрела тактику отсрочек?
— Нет, я это не спланировала, так что мне нечем гордиться. Так получилось. Но я рада. — Она соскользнула с кровати, накинула халат и отперла дверь.
— Ты куда? — Он поднялся с кресла.
Она посмотрела на него, и у нее пересохло во рту. Белье из тонкого батиста не скрывало его возбужденной плоти. Плюс обнаженное, совершенное тело. Сердце бешено забилось. Пропади он пропадом!
Но на этот раз она не допустит, чтобы он отвлек ее от цели. Зажав в кулаке ключ, чтобы он не мог отпереть дверь, она сказала:
— Пойду принесу тебе что-нибудь от головной боли. Мальчики вот-вот проснутся, и…
— Запри дверь, — приказал он и подошел к ней. — Может, мы пропустили брачную ночь, жена, но никто не сказал, что у нас не может быть брачного утра.
С бьющимся сердцем она открыла дверь, но он ее захлопнул и прижал Фелисити к себе.
— Дай ключ! — скомандовал он.
Она швырнула его в дальний угол комнаты.
— Возьми сам.
Он медлил, видимо, гадал, как достать ключ и при этом не дать ей сбежать. Потом улыбнулся и положил руку ей на бедро.
— Не беда. — Он наклонился, собираясь поцеловать Фелисити, но она вывернулась.
— Ты не в том состоянии, чтобы это делать, — сказала она и попятилась.
— Ни один мужчина не был в лучшем состоянии, чтобы делать это, querida. — Он неторопливо направился к ней. — Ты моя жена. И вспомни о супружеском долге.
В дверь постучали. Раз, другой, третий.
— Лиззи! — послышался из-за двери громкий детский шепот. — Ты спишь?
— Молчи, и эти чертенята уйдут! — прорычал он. Она рассмеялась.
— Йен, сейчас утро Рождества. Они не уйдут. Радуйся, что они не ворвались без стука, как обычно.
Он метнулся к двери, прислонился к ней и крикнул:
— Малыши, уходите! Как только ваша сестра оденется, она выйдет к вам.
Фелисити усмехнулась:
— Они не уйдут. Утро Рождества!
— Лиззи, ты здесь? Мы хотим посмотреть, что нам положил в чулки Рождественский дед!
— Так пойдите и посмотрите! — крикнул Йен.
— Мы не можем! Лиззи заперла гостиную! Он бросил на нее взгляд.
— Правда?
— Я всегда так делаю, не то они просидят там всю ночь. Йен нахмурился.
— Вели им подождать, пока мы выйдем.
— Ни за что! — Она крикнула: — Мальчики, я через минуту! Только оденусь!
— Скорее! Это Рождество! — крикнул из-за двери Джордж.
Йен чертыхнулся. Посмотрел на дверную ручку, потом на нее. Она пошла к комоду в другом конце комнаты. Она догадывалась, о чем он думает: открыть дверь и приказать мальчишкам уйти. Но они могут ворваться. Отпустить дверь и поискать ключ? Тогда она сбежит.
Так ему и надо, злорадствовала Фелисити, вспомнив, как накануне вечером Йен насмехался над ней в карете. Фелисити вытащила свежую рубашку, панталоны, чулки, платье с застежкой спереди, чтобы не потребовалась его помощь. Пошла было за ширму, но передумала. Сняла халат, помедлила. Увидела, что он плечом подпирает дверь, и поняла, что она в безопасности.
Не мешает также ему напомнить, что он теряет, продолжая считать ее породистой кобылой, а не женой. Она неторопливо развязала тесемки, спустила с плеча один рукав, потом другой. Он округлил глаза.
— Какого черта ты делаешь?
— Переодеваюсь. — Она сбросила рубашку на пол.
— Подойди, я тебе помогу, — хрипло сказал он; голос царапнул по сердцу.
О, как ей хотелось! Но она не уступит. После вчерашнего — ни за что!
— Мне не нужна помощь. К тому же ты должен держать дверь. А то мальчики ворвутся.
Она взялась за завязки панталон, и он зарычал:
— Не смей!
Наслаждаясь своей властью над ним, она развязывала их очень медленно.
— Фелисити, это не смешно.
— Не смешно? Боишься, что не получишь наследника ко Дню архангела Михаила? — с вызовом произнесла она и сняла панталоны.
