Час, полчаса, некоторым хватает нескольких минут. У каждого возвращение в реальность занимает свое время. Звериная сущность просыпающегося оборотня непредсказуема. Иногда приходится возвращать насильно, но это в основном касается будущих альф. У них иное мышление, они ближе к ощущению животной половины себя, нежели человеческой. А для тебя сэнтеко пройдет быстро.
– Алекс долго возвращался?
– Да, поэтому его и окрестили вожаком.
Оливия замолчала, обдумывая что-то.
– О чем задумалась?
– Тебе кто-нибудь рассказывал, как произошло первое превращение Алекса?
– Нет.
– Ему тогда едва шестнадцать стукнуло. А все произошло в ночь ритуала, ровно через год после того, как он сам проходил сэнтеко. Это огромная редкость. Многие до сих пор не верят в его проигрыш Веркену.
– Вот так новость.
– Да, именно так и произошло. Я отсутствовала в ту ночь, чужих редко допускают к прохождению ритуала.
– А как Алекс проиграл Веркену?
– После смерти их деда место танухм занял отец Веркена. Конкурентов на тот момент не было. Он взял на себя роль альфы, чтобы поддержать равновесие и порядок в стае. И как только его сын начал превращаться, сообщил старейшинам, что хочет поставить его вместо себя. Если не ошибаюсь, это произошло примерно через два года после первого превращения Веркена. Но ему отказали. Все ждали, пока Алекс займет свое место в стае. Друзьям пришлось бороться. Веркен выиграл. Они оба в ту ночь потеряли много сил, друг друга хорошенько потрепали,
Призадумавшись над рассказом Оливии, я спросила:
– Интересно, а что чувствуешь при первом изменение в волка?
– Боль.
– И все?
– А что еще? Сама подумай. Твое тело неожиданно без предупреждения начинает менять свою структуру и полностью перестраиваться. Что почувствуешь?
Боль. Невыносимая и неизлечимая. Так их способность – дар или проклятие?
– Думаешь о том, как оборотни всю жизнь живут с болью?
– Да.
– Не знаю. Каждый объясняет по-своему. Алекс получает от превращений удовольствие. Он истинный альфа, его звериная часть сильна, как ни у кого другого. Ник избегает превращений без надобности, а Дон …– было нетрудно догадаться, почему она замолчала.
– Если не хочешь о нем говорить… Расскажи об Алексе. Ты знаешь его лучше, чем я.
Оливия улыбнулась:
– Спроси у него сама.
– Тогда точно никогда и ничего не узнаю.
– Не переживай. У вас вся жизнь впереди.
– У нас впереди две разные жизни. Именно поэтому я так о нем ничего и не узнаю.
– Аврора, запомни одну вещь. Как бы вы не отказывались от своей связи, она есть. И вам придется с ней жить, учиться контролировать. У вас одна жизнь на двоих, и расстояние этого не изменит. Я не могу представить, что такое жить с эмоциями другого человека, но мне бы этого хотелось. Многим бы пожертвовала ради одного – узнать, что чувствовал Дон, покидая семью.
– Ты все еще любишь его?
– Да.
Голос Оливии прозвучал тихо, но ее душа кричала.
– Тогда почему не борешься за свою любовь?
– Тебя это не касается! Это никого не касается, и никто не имеет права осуждать.
Оливия сжала кулаки, сдерживая негодование, а я ждала, пока она успокоится. Ей никто не мог помочь, кроме нее самой. В душевные переживания лучше не вмешиваться, чтобы еще больше не навредить.
– Извини за мой взрыв. Бесит, когда начинают упрекать или поучать по поводу Дона. Это наш обоюдный выбор, но многие не хотят понимать.
– Все нормально. Я не хотела тебя злить или вмешиваться. Ты права, это не мое дело.
Она оглянулась назад, нашла кого-то взглядом и сказала:
– Пора.
– Уже?
Я занервничала, все спокойствие в миг улетучилось.
– Я оставлю тебя, но главное не бойся. И думай о том, ради кого захотелось бы вернуться из любого места и времени, ради кого способна на жертвы. Это поможет удержать связь с реальностью. Микмак готовят к сэнтеко с детства, а твой разум не подготовлен и тело ослаблено.
Оливия улыбнулась на прощание и ушла, и, как только она скрылась в темноте, зазвучала музыка, а я еще раз оглядела присутствующих в поисках Мари, Алекса или Лерана, но не нашла их. К тихой мелодии присоединились мужские голоса, поющие заунывную песнь на непонятном для меня языке. Никто не подходил к нашему костру, ребята, сидящие вокруг огня, словно окаменели, уставившись на пламя. Я последовала их примеру: посмотрела на огонь и замерла.
Я старалась не зацикливаться на том, что происходило вокруг, сидеть смирно и смотреть перед собой, хотя на самом деле, нервничала, постоянно отвлекалась на посторонние звуки и, сама того не замечая, бегло осматривалась по сторонам. Время медленно перебирало струны своего хода, гипнотизируя остальных и раздражая меня. Я слышала музыку, пение, треск сгораемых веток, стук сердца, что-то еще, но не могла разобрать что именно, пока не уловила среди всего хаоса знакомый мужской голос с хрипотцой, напевающий старинную песню. А когда он замолчал, я испугалась и дернулась всем телом, собираясь встать, но чья-то рука легла на плечо и надавила, заставляя остаться на месте.
– Выпей.
Я обернулась и увидела рядом Алекса.
– Алекс, я…
– Успокойся.
Отвар был горьким и сладким одновременно, но приятным на вкус. Я отпила несколько глотков, немного успокоилась и допила остальное.
– Посмотри на меня.
И я снова обернулась; хотела улыбнуться, но так и не смогла.
– Алекс…?
– Не бойся. Я рядом. Закрой глаза.
Я послушалась. Жидкость приятно согрела изнутри, нервозность и страх утихали. Умолкли музыка и голоса. Ощущение легкости и спокойствия заполнило меня, как пустой сосуд. Воспоминания замелькали, словно немое кино прокручивающееся назад. Важные моменты, люди, улыбки, слезы, прикосновения. Время бежало вспять. На миг картинки воспоминаний утонули в темноте и вновь вынырнули из глубин памяти, но на этот раз они отличались, приобрели неузнаваемые очертания. Незнакомые лица, незнакомое место: вокруг лес; земля утоптана множеством человеческих ног и лошадиных копыт; маленькие дома, похожие на бунгало или юрты, в жизни таких не видела; люди в мешковатой одежде, детали из кожи, бахрома, разнообразие узорчатых рисунков, желтоватая кожа и смолянистого цвета волосы… И снова провал в пустоту. Душно. Вдох. Выдох. Дышать трудно. Сердце застучало ритмичнее, и звуки, внезапно вернувшись, оглушили. Я испугалась, закрыла уши ладонями и открыла глаза. Свет от костра слепил, а в огне образ мужчины – сероглазого оборотня. Он то улыбается, как при нашей первой встрече, когда сумерки скрывали детали, то злится, то заглядывает в душу. Ощущения от мелькающих в огне образов яркие, чувственные и всепоглощающие. Мужская рука на моей щиколотке, объятия, поцелуй в висок, смех – будоражащие мелочи, самые сладкие, из них состоит жизнь.
Меня клонит в сон,
