– А если бы мы побрились наголо?
– Ну-у… – неуверенно протянул Пок. – Тогда… Тогда бы вы смотрелись… Э-э-э…
Подобная мысль сбила его с панталыку.
– В точности как вы, – закончил Бомен.
– Может, оно и правда. – Мужчина хмыкнул. – Только за ночь вам ни за что не побриться, а утром – виселица. И готово.
– Вы же не хотите повесить нас, а потом обнаружить, что сделали ошибку?
– Приказы отдает Ака Чака, – с довольным видом возразил Пок. – Раскиньте мозгами: разве может Родной Отец всея Омчаки, Великий Судья Справедливости и Гроза Песчаных Равнин делать ошибки?
Как ни странно, дети крепко уснули той ночью – уснули в неудобной, качающейся клетке, под завывания ветра, прекрасно зная, что их ждет на рассвете. Измождение и полные желудки оказались сильнее страха. Но вот лучи солнца, пробившись из-за края земли, разбудили юных узников.
Ночные вихри заметно поутихли, однако хмурые, будто налитые свинцом небеса готовились разразиться грозой. Группа вооруженных стражей торжественно промаршировала по палубе и окружила клетку. Пленников опустили на скрипучих цепях. Замок был открыт; дети, пошатываясь, выбрались наружу. Военные выстроились с обеих сторон и повели приговоренных на главную площадь, по сторонам которой уже теснилась огромная толпа. С верхней палубы любопытные свешивались прямо через перила. Стоило детям выйти на свет, как зрители зашипели от негодования и принялись выкрикивать:
– Повесить их! Негодные барраки! Вздернуть их!
Посреди площади стояла свежевыструганная виселица, и ветер раскачивал три веревочные петли. Позади построились командующие омчакского воинства и целая шеренга барабанщиков. Пленников подвели к виселице и поставили на скамеечку, каждого перед своей петлей. Над палубой рассыпалась барабанная дробь, и Главнокомандующий возвестил:
– Всем встать! Приготовиться к выходу Аки Чаки, Родного Отца всея Омбараки, Великого Судьи Справедливости и Грозы Песчаных Равнин!
Никто не шелохнулся: толпа и так уже стояла. На площадь важно вышел Ака Чака с небольшой свитой. Он оказался стариком внушительного роста с выбритым черепом. Но широко распахнутые глаза детей смотрели вовсе не на него. Бок о бок с Родным Отцом стоял не кто-нибудь, а бритый советник Кемба.
– Эй, он же баррака! – возмущенно воскликнула Кестрель, указывая пальцем. – Его зовут Кемба, и он с Омбараки!
Советник улыбнулся, с виду ни капли не потревоженный неслыханным обвинением.
– Ваше высочество, еще минута, они и вас объявят лазутчиком.
– Пусть говорят, что им угодно, – нахмурился Ака Чака. – Сейчас мы оборвем их болтовню.
Гроза Песчаных Равнин подал знак военным, которые держали детей, и на шеи мнимым шпионам накинули петли.
Мампо только сглотнул, хотя прежде наверняка расплакался бы.
– Прости, – сказала ему Кестрель. – Мы так и не смогли помочь тебе.
– Ну что ты, – смело улыбнулся мальчик. – Вы стали мне друзьями.
Ака Чака взошел на высокий помост и провозгласил, обращаясь к толпе:
– Народ Омчаки! Морах предала этих недругов прямо в наши руки!
Неожиданно Бомена осенило.
– Морах пробудилась! – вскричал он.
Толпа изумленно умолкла. Сизые тучи заворчали; приближалась гроза. Кемба уставился на мальчика пылающими глазами.
– Зары уже маршируют! – не унимался Бо.
В зрительских рядах началась суматоха. Со всех сторон поднялся возбужденный ропот. Ака Чака повернулся к своим советникам.
– Это может быть правдой?
– Они идут за нами! – надсаживался Бо. – И найдут вас где угодно!
Послышались испуганные крики. Будто нарочно, внезапный порыв ветра затрепал снасти, усиливая шум.
– Заров ничто и никогда не остановит!
– Они нас поубивают, всех до единого!
– Скажите матросам, пусть поднимают паруса!
– Глупцы!
Голос Кембы перекрыл гул толпы. Советник говорил громко, но спокойно и даже как будто успокаивал народ.
– Вы что же, не в состоянии разгадать уловку презренных барраков? С какой стати Морах просыпаться? А зарам выходить на марш? Этот парень лжет, пытаясь спасти свою презренную шкуру.
– Я сам разбудил Морах! – объявил Бомен. – «Имя нам легион», – вот что она мне сказала.
Зрители похолодели. Кемба смотрел на мальчика с ненавистью, однако на дне его глаз таился страх.
– Вранье! – повысил голос советник. – Посмотрите на них, это наши враги! Почему вы их слушаете? Повесить их сейчас же, и дело с концом!
Толпа согласно взвыла, желая заглушить собственный испуг.
– Вздернуть их, вздернуть!
Петли затянулись плотнее на шеях детей. По краям высокой скамейки встали военные, готовые в любой момент выбить ее из-под ног приговоренных. Ака Чака поднял руки, прося тишины.
– Чего нам бояться? – воскликнул он. – Мы – Омчака!
Великое ликование поднялось при этих словах.
– Пусть Омбарака трепещет! Вот как мы поступаем со всеми врагами Омчаки!
Советник взмахнул рукой. Оставалось опустить ее и… Над кораблем повисло мертвое молчание. И тут ветер донес новые звуки: далекий топот марширующих ног, музыку оркестра и пение множества юных голосов.
– Убей, убей, убей, убей! Убей, убей, убей!
Жители Омчаки безмолвно переглянулись в испуге. И жуткие слова слетели у всех с уст:
– Это зары! Зары!
Советник встрепенулся.
– Ваше высочество, – настойчиво проговорил он, – отпустите шпионов! Велите посадить их в парусник и отправить на юг. Зары уйдут за ними. А Омчаке следует немедленно взять курс на запад.
Ака Чака все понял. И отдал нужные приказы. Матросы кинулись их выполнять. Как только зрители начали расходиться, Кемба приблизился к детям и злобно прошипел:
– Сорок лет мира псу под хвост, и все из-за вас! Разрушено дело моей жизни! Единственное, что меня утешает: вам уже не спастись от заров. Как и вашему ненаглядному Араманту!
Освобожденную троицу поместили на сухопутный парусник. На беду, это был не один из легких, маневренных корветов, а неуклюжее судно с ужасно низкой посадкой и единственным, раз и навсегда закрепленным парусом. Тяжелую посудину с помощью лебедки опустили за борт, в то время как огромный город лихорадочно бурлил, готовясь поменять курс. Матросы на палубах перекрикивались между собой, проворно лазали по мачтам, и вскоре нарастающий ветер захлопал тысячами тугих парусов. Омчака загрохотала и тронулась с места.
Когда колеса маленького парусника ударились о землю, колонна заров показалась вдали. Ровными шеренгами по восемь они чеканили шаг по равнине вслед за военным оркестром. Налетевший северный вихрь подхватил грузную посудину. По сизому, стальному небу прокатился гром, и на бывших пленников Омчаки хлынул проливной дождь.
