— Моя мать не предательница, — сжав зубы, выдавил Ри.
— Да что ты о ней знаешь? — снова этот высокомерный тон.
— Моя мама не предательница, — повторил Ри более сдержанно. Рукой он нащупал крючья в мешочке и мысленно попросил у папы поддержки. «Эдда эрайли криф. Нити сущих крепче прочих. Эдда эрайли».
— Твоя мать была пийран, — вещала Несьеда. И только гримаса на лице уведомляла о том, как ей неприятны эти слова. Она словно пережевывала кислятину, а губы так и оставались неживыми и не шевелились: — Слабенькая. Сестра гораздо сильнее. На Вьюн-четвертую мы возлагали большие надежды. Она могла стать новоявленным героем, затмившем подвиги Версурии! Но она и ее сестра выбрали путь отступников, как только им было объявлено о том, что их отпрыски могут погубить великую Илкадию. А всего-то надобно: убить их раньше, чем проклятые еще до рождения явятся на свет. Всего-то! Но они сбежали…
— Я не понимаю… — Сердце Ри отчаянно колотилось, к горлу подступил ком. — Я ничего не понимаю! Какие пийраны? Какая Илкадия?
Несьеда вдруг вскочила и взревела бешеным, грубым басом:
— Не перебивай меня!
Она поднималась, становясь все выше и выше. Широкие пологи, закрывающие нижнюю часть тела, шуршали и расправлялись, а старушка уже встала настолько высоко, что казалось, ее ноги длиннее в десять раз, чем должны быть при ее-то маленьком росте.
— Выродок преступницы! — шипела она свысока. — Ты проклят священными проводницами Гульбан еще до своего рождения! Ты умрешь, не увидя своего дитя, а его мать умрет, как только увидит! — И с сожалением добавила, склонив набок голову: — Если бы я только могла приблизить этот день… Ах, если бы могла…
— Ты все врешь! — закричал Ри, закрыв лицо руками. Шепоты, мысли, слова щупальцами пытались вскрыть его голову, проникнуть в мозг. Глаза трещали. Виски пульсировали огнем.
Как будто кто-то невидимый выбил стул из-под ног пророчицы, — она упала навзничь и смолкла.
Ри тоже отпустило. Он чувствовал себя плохо, ему не хватало воздуха.
— Кто вы такая?
Старуха зашевелилась и села. Лицо ее теперь было скрыто полупрозрачной, белой вуалью.
— Кто я? — она почти беззвучно засмеялась. Как ребенок: невинно и беспечно. — А не хочешь спросить меня о том, кто ты? При тебе пийр, священный камень Илкадии, но связь так слаба… Ты даже не знаешь, что именно носишь с собой, глупый.
— Я знаю! — решительно заявил Ри. Ему надоели нападки и унижения от этой полоумной женщины. — Он впитывает силу мелинов.
— «Он впитывает силу мелинов», — передразнила старуха едким, писклявым голосом. — Если я возьму пийр, он ничего впитывать не будет! Это ты! Ты впитываешь! Но ты слишком закостенел, ты вобрал в себя слабость этого народа с кровью отца. И, если бы не кровь матери, ты бы уже корчился в луже собственной мочи, даже не осознавая, как так вышло. Вы — недоразвитое отребье, гоняющееся за каргами и считающее, что они дают вам непревзойденные силы. Идиоты! Да мы раздавим вас, как слепней Думрока. Тьфу! Сама уже говорю, как местные. Кто я, спрашиваешь? Я всего лишь разведчица. И мы готовим почву для вторжения.
— Вторжения? — Ладони похолодели, а глаза расширились от удивления. Ри почему-то подумал о Диких землях, но она не походила на дикарку. Хотя что он знает о дикарях? Ровным счетом ничего. — Откуда?
— Из-за Горячего моря, которое вы называете Ди-Дор.
— Но… — почва реальности уходила из-под ног Ри. — Но его невозможно пересечь!
— Как видишь: не я первая и не я последняя, кому это удалось.
— Вы сошли с ума, — Ри говорил тихо, обращаясь больше к себе. — Вы безумны.
Он стал отползать, пятясь назад.
— Куда же ты, Рийя, сын Нон-пятой-Грет? Не думаешь же ты, что я отпущу тебя без предсказания?
Пророчица достала из многочисленных складок покрывала нож с широким лезвием. Второй рукой придерживая себя за затылок, она поднесла его под вуаль.
— У вас нет ни единого шанса против мощи илкадийцев. Ни единого шанса.
Произнесла это как заклинание и стала яростно резать в области горла. Наклонилась к блюду, низко, достав головой до дна, дернула рукой еще пару раз и успокоилась.
На чашу стала вытекать темная алая кровь. Разделяясь на линии, поворачивая, как по ложбинкам, кровь струилась, выписывая жуткую картину посмертного предсказания.
Ри пару мгновений следил, словно завороженный, а потом ахнул и отшатнулся. Он увидел, что кровавый узор складывается в черты его лица.
Ри вспотел. От немыслимого, не поддающегося никакому объяснению действа у него онемели ноги, но он заставил их работать, поднялся и кое-как выполз наружу.
Свет ослепил. Ри не сразу распознал, где ждали друзья. Первой подскочила девушка. Она обеспокоенно лепетала, копошась вокруг, потом юркнула в шатер.
— Все-таки сквернословил? — шутя и улыбаясь подошел Таль Рек.
Пятнами возвращалась реальность. В ушах ухало, заглушая звуки природы. Щебетание птиц, плеск воды просачивались сквозь пелену эфемерности происходящего.
— Бежим, — произнес Ри. Его начала колотить дрожь, чуть подташнивало и мутило.
Сзади раздался девичий визг.
Силы и самообладание стремительно возвращались.
— Бежим! — гаркнул он и рванул к мосту.
По мощеным улочкам в Ноксоло ребята вбежали вместе, но Ри, поняв, что Артист торопится вернуться в казармы, свернул в один из узких проулков. Чтобы отдышаться и перевести дух. Подумать.
Таль Рек последовал за ним, а Одноухий, немного отставший, поспешил прямо.
Ри зашел в безлюдный двор и присел на ступеньки. Таль, держась за бок, устроился рядом. Оба тяжело дышали, облизывали пересохшие губы.
— Ну… — наконец выдал Таль, — что там случилось?
— Я не знаю. — Рийя Нон опустил голову и сплюнул горечь, сводящую рот.
— Слушай, Ри, ты можешь мне доверять. Я же вижу, тебя давно что-то тяготит, ты постоянно не договариваешь.
Ри посмотрел на друга. Ему очень хотелось довериться, рассказать все, как есть, о той боли, что копится и тяжелит душу. Но мог ли он позволить себе такое? Облегчит ли это его ношу? В глазах Таль Река читалась почти такая же тоска.
Друг из кожи вон лез, чтобы доказать родителям, что способен на нечто большее. Его сердце ранено неверием собственных стариков. Ри же, благодаря эдде, всегда чувствовал поддержку отца.
Он рассказал все, кроме безумных речей пророчицы, или кем она там была, о народе за океаном и их страстном желании завоевать Тэю. Рассказал, как жил у цнои и что из-за него погибла вся обитель. Про дядю, и что он нашел его здесь. Про необычный камень.
Таль хмурился, печалился, иногда с грустью улыбался. Его принятие боли друга на самом деле облегчило внутреннее страдание Ри. Таль похлопал товарища по плечу и сказал:
