– Это бабушку твою, что ли, Кали зовут?
– Напрасно смеешься. У меня такая бабуля была – она, случись чего, самому кадавру горло могла перегрызть. Жалко, умерла старушка, а так бы сносу ей не было. Теперь таких не делают, теперь таких рожать надо…
Удивительный этот разговор происходил между двумя рыцарями Ордена – слесарем Василием и гимнасткой Настей, той самой, которая, по верному предположению Чубакки Рыжего, подбросила ему в сейф записку, переполошившую не только хранителей, но и самих триумвиров. Еще больше следовало бы напугаться базилевсу, потому что записка эта, при всей ее краткости, имела к нему самое прямое отношение. Но базилевсу никто ничего не сказал, и светоносный, как все думали, по-прежнему коротал время в сомнительной компании варана комодского, обыкновенного.
Тут, конечно, многие удивятся – как так вышло, что рыцарем тайного ордена сделалась женщина? На дворе, однако, стоял XXI век, много воды утекло со времен первых тамплиеров и розенкрейцеров, а женщины были эмансипированы раз и навсегда. Теперь они могли тайно, а равно и явно изъявлять свою волю на выборах и становиться не только леди, но даже и рыцарями.
Хотя, если начистоту, Настя была не совсем рыцарем, а всего только сквайром-оруженосцем. Причиной этому стали не половая дискриминация, как можно подумать, а лишь небольшой срок ее пребывания в Ордене. Теперь же, после удачно проведенной операции, Настю просто обязаны были посвятить в рыцари. Так, во всяком случае, считал слесарь Василий.
– Ты, Настасья, считай себя уже рыцарем, – говорил он солидно, перебирая свои слесарные причиндалы, которыми можно было починить не только водопровод, но и любую коммуникацию на свете. – Получишь светлый плащ, кинжал, начнешь бороться с мировым злом – все у тебя будет как у людей.
Такой взгляд на вещи, наверное, многих бы удивил, но Настя отнеслась к словам старого слесаря весьма серьезно. Пока Василий ковырял гаечными ключами дырку в раковине, она, разгладив мятую бумажку, вслух заучивала по ней клятву рыцаря.
– Я, имярек, рыцарь Ордена, клянусь моему господину и повелителю, и преемнику Князя Света, и всем его наследникам в вечной верности и послушании. Клянусь, что не только словом и делом, но и всеми силами души и разума моего буду служить высокой цели Ордена… Обещаю повиноваться Великому магистру Ордена и быть послушным, как того велят уставы, даже если и потребуют от меня отдать мою собственную жизнь…
Голос ее от волнения сорвался, она остановилась и посмотрела на Василия. Глаза у Насти, заметил тот, были тускло-голубые и будто слегка повытертые, как наше северное небо. Может, от природы так было, а может, это самое небо отражалось в них столько лет, что уже и глаза стали его частью.
– И такое случается, – кивнул Василий, не отрываясь от работы – он был рыцарь опытный, повидал на своем веку всякого. – Жизнь, милаха, не самое страшное, что можно потерять. Но только Орден на то и стоит, чтобы ни жизнь твоя, ни душа не понесли никакого урона.
Настя ничего не сказала на это, опустила глаза на линованный листок, где горел жарким огнем писанный от руки текст клятвы.
– Даю обет бедности, отрекаюсь от имущества своего, от родственных и иных связей, – говорила она, глядя в листок. – В жизни моей и смерти отныне волен лишь Великий магистр и командоры Ордена. Клянусь исполнять все приказы Магистра и вышестоящих братьев без обсуждения и размышлений. Клянусь отдать все силы для уничтожения богомерзкого царства Мертвеца и слуг его, триумвиров. Клянусь прервать бесчеловечную цепь перерождений базилевса и тем освободить мою родину и весь мир от темной власти Сатаны… Да будет так!
– Все верно, – заметил Василий. – Только «да будет так!» – это не ты скажешь, это великий приор, который тебя посвящать станет. И еще мечом по плечу огреет – не больно, но чувствительно. А бумажку ты сожги – не ровен час кто обнаружит.
Настя прижала руки к груди, глаза ее горели.
– Даже не верится, что буду рыцарем, – сказала она. – Вот бы бабуля-покойница порадовалась.
– Да, это тебе не гусей в мировом океане купать, это дело серьезное… – снова кивнул Василий.
Василий знал, что говорил. Несмотря на невысокий социальный статус – до сих пор, кажется, в стране нашей не установили ни одного памятника слесарю-сантехнику, – в Ордене он занимал видное место. Проще говоря, без него Орден был как без рук: в городе часто ломался ветхий уже и редко чинимый водопровод. И хотя Орден был организацией чрезвычайно могущественной, своими силами справиться с канализацией он не мог – ибо это стихия первобытная, изначальная, не подчиненная даже высокой магии.
Читатель, конечно, спросит, что же это за орден такой, о котором столько разговоров, но нет никаких вещественных доказательств его существования – даже свидетельства о госрегистрации не имеется? К сожалению, ничего определенного сказать мы тут не можем, разве что взяться пересказывать все те же слухи и домыслы, о которых вы, наверное, и так осведомлены не хуже нашего.
Единственное, о чем, пожалуй, все-таки можно упомянуть, так это то, что Орден был делом настолько тайным, что никто толком даже не знал, как именно он называется – не исключая его сквайров, капелланов, рыцарей и даже, чем черт не шутит, самого Великого магистра. Может, он и вовсе никак не назывался – по той простой причине, что это был единственный орден в стране, да и вообще единственное тайное общество, если не считать за таковые незаконные казино, у которых есть свои рыцари, за лишнюю фишку готовые удавить весь видимый и невидимый мир.
Конспирация тут была настолько высокая, что даже те члены Ордена, кто знал друг друга в лицо, не знали настоящих имен своих товарищей. Так что и Василий был не Василий, и Настя – не Настя, и если уж правду говорить, то и канализация была не канализация, а тайный канал пневмопочты для быстрой доставки сообщений.
Пневмопочта по нынешним временам – дело крайне редкое. Для чего, спросит кто-то, было разводить такую экзотику на ровном месте, если есть телефоны и интернет?
К сожалению, для нужд тайного ордена и то и другое подходило плохо. О том, что в стране прослушиваются телефоны и просматривается электронная почта, знали все – исключая, пожалуй, народ. Народ почему-то упорно верил, что жульничать может только он сам, а все остальные будут играть с ним честно. Эта убежденность народа, что именно он самый ушлый и всех в конце концов надует, была главной его верой на протяжении столетий. Рядом с этой верой меркли учения Христа, Будды и Магомета, не говоря уже об эволюционной теории Дарвина.
Так или иначе, самым надежным средством связи, как ни странно, оказалась простая пересылка сведений на бумаге, упакованной в специальные тубы. Оттого-то и работала круглосуточно пневмопочта, тугой паутиной соединяя отдаленные концы города, а там, где не доходила сеть, сновали незаметные курьеры – уполномоченные рыцари Ордена. Рыцарей этих сложно было убить, еще сложнее – поймать, и уж совсем невозможно было заставить их выдать доверенные им тайны. Гонцы-рыцари знали многие хитрости и уж такой простой трюк, как откусывание себе языка с последующим захлебыванием собственной кровью, исполняли не задумываясь. Во многом знании есть много печали, говаривал когда-то Шломо Иедидиа, и гонцы, словно подтверждая старые еврейские пересуды, были, пожалуй, самыми печальными людьми на свете…
