Вестник
Качнулись высокие метёлки тростников. Кто-то пробирался через густые заросли, закрывавшие озёрную гладь. Слышно было, как хлюпала вода и ломались шуршащие стебли.
Но вот чаща тростников раздвинулась, и на луговину выпрыгнул маленький человечек, мокрый с головы до ног. Целые потоки воды стекали с короткой безрукавки, облегавшей его тщедушную фигурку.
Выйдя на сушу, человечек пугливо оглянулся и, тяжело дыша, стал отряхиваться, словно собака. Отряхнувшись, он стал отжимать руками густые пряди волос, потом оглянулся ещё раз и, пригнувшись, зашагал вдоль тростников. Пушистые побуревшие метёлки рогоза высоко покачивались над его головой.
Из болотной низины поднялся он на суходол и вступил в весёлый берёзовый лес, по которому вилась тропинка. Местами она приближалась к опушке, и тогда сквозь стволы деревьев перед глазами путника развёртывалась необъятная водная гладь.
Там, вдали, она упиралась прямо в небо.
Большая Вода!
Человек в рысьей шапке подкрался к кустам и принялся внимательно вглядываться вдаль. Но не красота величественного озера занимала его. Он зорко высматривал, что делается там, на маленьком островке, откуда ему только что удалось бежать.
Там тихо дремал лагерь чужих людей. Они появились как будто из-под земли и неожиданно захватили его в плен вместе с братом.
Нет, там ещё никто не просыпался. Чужие мирно спали в своих челноках, вытащенных на плоский берег.
Никто не заметил его побега. Никаких признаков погони или хотя бы малейшей тревоги! Беглец спокойно мог продолжать свой путь. К полудню он уже пересёк берёзовый лес, и тропа привела его на берег узкого залива, окружённого, как рамой, зелёными берегами.
Внизу, посреди залива, как будто из воды, поднимались остроконечные кровли, похожие на вигвамы индейцев. Над ними курились синеватые струйки дыма. Доносилось звонкое тявканье собак. Дома стояли не на земле, а на помосте, положенном на сваи. Помост в виде большой подковы охватывал искусственную полукруглую гавань. В ней виднелись привязанные около домов лодки.
С другого берега к посёлку тянулся песчаный мысок. Его конец подходил близко к одной стороне подковы и соединялся с ней узенькими бревенчатыми мостками. По ним можно было перебраться в посёлок, но для этого пришлось бы обойти весь длинный конец залива.
Человечек в рысьей шапке сбежал прямо вниз и громко стал вызывать лодку.
Через несколько минут от посёлка отвалил небольшой челнок, на корме которого стоял человек с длинным веслом в руках. На нём была надета такая же короткая безрукавка, но длинные волосы, заплетённые в косы, позволяли догадаться, что это была женщина.
— Набу! Откуда? Где твоя лодка? — крикнула она, причаливая к берегу.
— Скорей! Скорей! — ответил Набу. — Вези! Беда! Чужие!..
На пригнанном перевозчицей челноке Набу переправился через пролив, и тотчас же во всем посёлке поднялась неописуемая тревога. Люди выскакивали из домов, с криком метались туда и сюда или, сгрудившись вокруг прибывшего, без конца заставляли его повторять о том, что произошло.
А произошло вот что.
Накануне два рыболова из Свайного посёлка ловили рыбу у берегов озера. Они перегородили сетью небольшую бухту и медленно тащили сеть к берегу, рассчитывая выловить всю зашедшую сюда рыбу.
И вот в устье бухты показалось несколько лодок с вооружёнными людьми.
Заметив рыбаков, лодки повернули к ним, и оба ловца превратились в пленников.
Чужестранцы говорили каким-то особенным говором, но понять их было можно. Они добивались от рыбаков одного: где находится их посёлок.
Каву, другой рыбак, испугался. Показал, куда надо плыть, и теперь лодки чужаков уже на Медвежьем островке. Там они сделали привал, развели костёр, пекли рыбу, поставили сторожевых, а пленников связали и положили на песок, под опрокинутую лодку.
Всю ночь Набу силился развязать руки. Под утро это ему удалось. Осколком кремня разрезал ремень, которым были спутаны ноги. Потом стал подкапывать песок у края челна. Сперва сделал только дыру, чтобы оглядеться. Кругом все спали. Стал копать глубже. Высунул голову. Увидел, что сторожевые у костра уснули. Тогда вылез, дополз до воды и поплыл. Никто не заметил его бегства.
Добравшись до берега, Набу пролез тростниками до сухой земли, а затем, через березняк, тропинкой, добежал домой.
— Что за люди? — спрашивали старики.
— Чужие! Все большие. Вот какие большие!
Набу поднял руку и показал, какого роста чужестранцы.
— Много ли?
— Лодок у них вот сколько!
Рассказчик два раза растопырил по десяти пальцев.
— Лодки короткие. Меньше наших. Лодки простые, безголовые…
— А-ах! — удивлялись слушатели.
Лодки Свайного посёлка все были снабжены носовым украшением в виде лосиной головы. Челн, по мнению рыбаков, существо живое. Как же ему быть без головы? Голова нужна, чтобы видеть. В голове живёт душа лодки. Лодке без головы не хватает ума. На безголовой лодке опасно ходить по Большой Воде.
Разные посёлки на озере различались по типу носовых украшений лодок: у одних были оленьи головы, у других — птичьи, у третьих — рыбьи.
Расспросив всё про лодки, стали спрашивать про оружие.
— Копья у них большие. Луки большие. Палицы — вот какие! Когда Каву пугали, махали на него палицами. Каву заплакал. Всё им рассказал. Дрожал со страху.
Вопросам не было конца, и Набу едва успевал на них отвечать.
Старики начали совещаться.
Чужие
В посёлке, кроме женщин и детей, в это время оставалось всего восемь седых стариков и только четверо мужчин-бойцов. Остальные уехали на Мыс Идолов.
Как раз накануне прислал за ними дочерей сам Ойху, суровый хозяин Мыса. Прослышал, что поймали в яму медведя. Велел сказать: медвежатины давно не ел хозяин Ойху.
Повезли ему живого медведя, опутанного толстыми ремнями.
Медведя положили в самую большую лодку и крепко привязали к бортам.
Медведь ворочался и раскачивал лодку. Когда уже далеко отъехали от посёлка, всё ещё было слышно сердитое оханье связанного зверя.
