Книга По образу и подобию - Ната Чернышева

Народ, радуясь внеплановому концерту, устроил танцы. Хорошо получилось! Алёна чувствовала, что уже не забудет этот вечер никогда. Синюю ночь, жёлтые фонари по краям террасы, голос Тима и его гитару…

Тим начал новую песню. И Алёна вдруг вздрогнула. В тихой, спокойной, очень простой мелодии звучала тревога. Девушка покачала головой, — не надо. Тим улыбнулся ей, мол, понял. Но не послушал.

— Над твердью голубой есть город золотой с прозрачными воротами и яркою звездой*,- голос Тима упал почти до шёпота, но в нём звучала сила, страшная сила его паранормы. Алёна замерла в ужасе, не понимая, как другие-то ничего не замечают, вон, снова танцуют… парочки… медленно, подстраиваясь под мелодию…

А в небе голубом горит одна звезда;

Она твоя, о ангел мой, она твоя всегда.

Кто любит, тот любим, кто светел, тот и свят; Пускай ведет звезда тебя дорогой в дивный сад…

Алёна слушала, прижав ладони к щекам, и больше всего ей хотелось крикнуть, вскочить, разбить фонарь, словом, сделать хоть что-нибудь, чтобы разбить застывший чудовищным янтарём воздух.

Тебя там встретит огнегривый лев И синий вол, исполненный очей С ними золотой орёл небесный Чей так светел взор незабываемый…

* Эту песню кто только не пел, авторство часто ошибочно приписывают группе «Аквариум». Справедливости ради, версия «Аквариума» наиболее известна народу. Но Тим исполняет канон — на стихи Анри Волохонского…

Тим осторожно положил рядом с собой гитару, волна седых волос скрыла лицо, но Алёна успела заметить влажный отблеск на щеке, — слёзы.

— Тим, — Алёна осторожно взяла его под руку, — ну-ка, пойдём. Пойдём отсюда…

Он послушно дал себя увести, и клубившееся в воздухе напряжение двинулось следом. Алёна чувствовала, как стягивают кожу психокинетические поля, — почти как на тренировке, когда приходится защищать руки от собственного огня.

— Тим, — сказала Алёна, — что с тобой? Прекрати!

— Я… — сказал он, и задохнулся невысказанными словами.

Вот чёрт, снова у него сейчас будет срыв, а Олега Ольгердовича рядом нет. И никого из телепатов, будь они неладны, рядом нет. Чёрт, чёрт, чёрт!

Тим внезапно обнял её, и девушка почувствовала, как напряжены, как дрожат его руки.

— Аля, — сказал он тихо, — я хочу, чтобы ты знала… Я всегда помнил тебя. Всегда любил. Всегда.

Опять во времени заблудился. Опять говорит о будущем так, словно оно давным- давно превратилось в поросшее быльём прошлое.

— Тим, — сказала Алёна и пощёлкала пальцами перед его глазами. — Соберись. Я — здесь. И ты тоже здесь. Вот и соберись сюда весь. Хватит бродить чёрт знает где! Это ещё бабка надвое сказала, что ты там видишь. Его ещё нет. И, возможно, никогда и не будет. Ну.

Тим вздохнул. Грозовое напряжение внезапно схлынуло, как не бывало его. Можно было подумать, что оно вовсе показалось, но у Тима на лбу внезапно проступила испарина. Он вообще вспотел и дрожал так, будто бежал двадцатикилометровый марафон на скорость.

— Пойдём, — Алёна потащила его за собой. — Пойдём…

— Всё нормально? — озабоченно спросил Алексей Белоглазов, подходя ближе. — Помощь не нужна?

— Нет, — с облегчением сказала Алёна, радуясь тому, что срыва не случилось.

— Ничего не нормально, — внятно сказал Тим. — Готовьтесь к эвакуации, комадар Белоглазов…

— К какой эвакуации? — не поняла Алёна.

— Ты о чём, парень? — спросил Алексей.

Но Тим промолчал.

Алёна ушла сразу, как только Тим уснул. Спал он всегда на удивление крепко, как младенец. А может быть, не спал? Может, бродил по разным временем даже во сне. Кто его поймёт… Утром он не вспомнит ничего из того, что говорил вчера. Начнёшь спрашивать, уйдёт в молчание. Знаем, плавали. Ничем здесь не поможешь. Никак.

Алёна никогда не видела создателя Тима, Яна Ольгердовича Ольмезовского, которого выперли из инфосферы за подобную самодеятельность и пожизненно дисквалифицировали как генетика. Он воспользовался правом на тайну личности и скрыл все сведения о себе из информа. Но обретался на территории Института, по слухам. Разрабатывал приборы, способные заменить, а то и превзойти возможности паранорм. Струну гиперпрокола, к примеру, придумал и реализовал впервые именно он. Интересно, жив он сейчас? И как ему там, спокойно спится, без икоты? Не было дня, чтобы Алёна не вспоминала Яна Ольгердовича недобрым словом.

Надо же было так человеку жизнь искалечить!

Ночь принесла с собой живительную прохладу. Вскипали возле озёр молочные реки выхолаживающих туманов. Небо крест-накрест перечёркивали арка Млечного Пути и полосы пылевого кольца вокруг планеты. Тянули свою унылую песню ночные насекомые: «Спа-ать пора, спа-ать пора…» Почти как там, дома, на Земле. Закрой глаза, чтобы избавить мозг от чужого неба, и покажется, будто не было никогда никакого «Ковчега», а просто ты поехала в путешествие в южные регионы Федерации ССВР…

— Полуночничаешь? — спросил Огнев, бесшумно возникая из-за спины.

Вот чёрт! Не заметила, как подошёл. Одно хорошо, она, Алёна, не на дежурстве.

— Да вот, — дёрнула девушка плечом. — Не спится.

Огнев подошёл, встал рядом, положил свои ручищи на перила. Сказал:

— Задал твой шороху. Про эвакуацию…

— Ага, — кивнула Алёна.

— Что такое? — встревожился Огнев. — Плачешь?

Алёна сердито отёрла щёки. Сказала, прерываясь на всхлипы:

— Он со мной попрощался! Понимаешь? — и пересказала, слово в слово, всё услышанное. — А главное, ты лица его не видел. Бледный был, и глаза большие. Вот что это было, а?!

— Попутал время, — уверенно продолжил Огнев. — А ты себе уже бог знает что придумала.

Алёна уткнулась ему лбом в плечо. Буркнула:

— Хотелось бы мне в это верить…

— А ты верь, — Огнев провёл широкой, как лопата, ладонью по её волосам. — Верь. Алёна кивнула. Что ещё ей оставалось делать? Только верить.

Дальше жизнь потекла себе как всегда. Никакой угрозы на горизонте не возникало. Ни в первый день, ни во второй, ни на седьмой. Ну, что… Продолжать мариновать на базе все отозванные экспедиции? Грузиться в челноки и возвращаться на «Ковчег»? При полном отсутствии какой-либо опасности. Ну, не абсурд ли?

Тим же словно бы издевался над всеми сразу. Он раздобыл где-то детскую игрушку — мячик-попрыгунчик на резиночке, и сутками напролёт с ним играл. Сядет где-нибудь, и бросает этот несчастный мячик, резиночка отшвыривает его обратно, Тим его ловит, а сам при этом улыбается настолько безмятежно, что сердце падает. Все вопросы, попытки растормошить, вытащить из нирваны — мимо. Кто-то попробовал треснуть кулаком, в надежде хотя бы так достучаться до Тимова сознания. Парня отшвырнуло метров на десять и приложило башкой об угол, долго потом в глазах пятна плавали, и звон в ушах стоял. А Тим продолжал резвиться с мячиком, как ни в чём ни бывало.