— Зарплата высокая, да. И привилегии, наверное, есть, — Вера рассматривала свои рукава и ощущала неуютный стыд за весь свой мир. Попыталась улыбнуться и пожала плечами: — Я не особенно в этом разбираюсь.
"Дзынь."
Они оба посмотрели на белый шарик, министр улыбнулся хищной улыбкой человека, закрывающего дверь клетки:
— Продолжайте. Хочу узнать, каких высот в тонкостях государственного управления достиг ваш высокоразвитый, продвинутый мир.
— А какой мотив у ваших правителей? — подняла глаза Вера, — у министров, у короля?
Он напрягся, и как-то незаметно, ко ощутимо выровнялся, сдержанно ответил:
— Король отвечает за свою страну перед своими предками и потомками.
Прозвучало точно так же заученно, как ее фраза про слугу народа, она усмехнулась:
— Почему?
— Потому что король Георг Первый так решил, — с прохладной гордостью ответил министр, — он был вождем своего народа, великим человеком и мудрым правителем, в тяжелое время он взял под свою руку соседние племена и смог защитить их безопасность и благополучие, а потом долгие годы строил сильную страну и вел ее к процветанию, и взял со своего преемника клятву делать то же самое, и когда настанет время, взять такую же клятву со своего. Если по какой-то причине это будет невозможно, он составил и приказал высечь в граните текст клятвы, в которой восходящий на трон король обязуется выполнять заветы Георга Первого и заботиться о силе страны и благе народа, править беспристрастно и справедливо, поддерживать развитие наук и укреплять дипломатические связи с другими народами, а в случае опасности или упадка, взять эти народы под свою руку и помочь им достичь благополучия, если это не угрожает благу народа Карна.
— Георг Шестнадцатый это читал? — шутливо улыбнулась Вера… и замерла, по его лицу понимая, что попала в самое в сердце, по самому больному месту.
"Зря, ой зря… Кто меня за язык тянул?"
Господин министр сидел неподвижно и почти не дыша, медленно открыл глаза, развернулся к камину, движения были плавными и беззвучными, как будто он боялся расплескать беснующуюся внутри злость и боль. Вера облизала губы и тихо, успокаивающе сказала:
— В итоге все все равно зависит от личных моральных качеств конкретных людей, от их окружения, от ценностей, на которых они воспитывают свою смену. И если на определенной высоте появляются люди, которые заботятся о себе больше, чем о народе, то очень скоро их станет большинство, потому что честные всегда проигрывают бесчестным.
— Георг так военную аристократию чуть не развалил, — тихо сказал министр, помолчал, медленно глубоко вдохнул, закрыл глаза. Вера ощутила дикое желание обнять его, прижать к себе и уговаривать забить и не париться, съесть вкусняшку, посмотреть на юТубе котят, почитать веселую ерунду и вообще мыслить позитивнее, ведь травка-то зеленеет, солнышко светит…
"А он мне в ответ скажет, что солнышко превратится в красного гиганта через каких-то восемь миллиардов лет, но жить здесь станет невозможно гораздо раньше, и хана тогда и травке, и котятам, и если мы не хотим в этот момент сдохнуть, то шевелить мозгами надо уже сейчас — изучать физику, строить корабли, выращивать травку на орбите и смотреть на котят строго в плоскости их использования в качестве подопытных на космических станциях."
А истина, как обычно, будет где-то посередине. Не надо впадать в крайности. Или иногда надо.
"Где-то у меня в телефоне были котята…"
В библиотеке зажегся свет и Вера вздохнула с облегчением — любая новость казалась предпочтительнее, чем эта тишина.
4.33.15 Желания и планы
Вошел Двейн, с таким лицом, как будто потерял веру в адекватность человечества вот только что, посмотрел на Веру, на министра Шена, прокашлялся и без поклона сообщил:
— Шаманка прибыла в "Розовый Пион" и отпустила извозчика, ее встретила хозяйка, шаманка дала ей денег, они вместе прошли в общий зал. Там поговорили о мужчинах, коротко, запись у вас на столе. Потом шаманка пошла на второй этаж, хозяйка подошла к мужчине, он поднялся наверх к шаманке, его досье у вас на столе. В данный момент они… вместе.
Министр приобрел такое же охреневше-недоверчивое выражение лица, как у Двейна, повернулся к Вере:
— Вы можете это объяснить?
— Как только вы мне скажете, что такое "Розовый Пион", — нахмурилась она.
Двейн поклонился и молча вышел, министр стал внимательно изучать ногти, помялся и выдал:
— Это специальное место, где собираются мужчины, чтобы выпить чаю и посмотреть выступления артистов.
— Бордель? — полуутвердительно кивнула Вера, он качнул головой:
— Нет.
"Дзынь."
— Бордель с претензиями, для богатых, — усмехнулась она.
— Нет…
"Дзынь."
— Бордель плюс кафе?
— Да что вы заладили про бордель?!
"Дзынь."
Она невесело рассмеялась, он скис:
— Да, это бордель. Довольны?
— Я просто задала вопрос, — с невинной улыбкой подняла ладони Вера, он поморщился и отвернулся. Она спросила: — А чем он отличается от обычных борделей?
— Претензиями, — фыркнул министр, рассматривая свой рукав и пытаясь отковырять шов, — в дешевых борделях просто комнаты и девушки, а в чайных домах на первом этаже большой зал со сценой, там выступают артисты, в зале можно выпить безалкогольных напитков и съесть легкие закуски, там иногда просто отдыхают и общаются. За столом прислуживают красивые девушки, по желанию клиента они могут сесть за стол, разливать чай и поддерживать беседу, сыграть в настольную игру, все такое. Можно забронировать малый зал на первом этаже, там все то же самое, только лишних людей нет, в таких местах часто заключаются сделки и проходят встречи, без женщин. Особенность чайных в том, что там нет алкоголя и туда не пускают женщин, любая женщина на территории чайной автоматически рассматривается как сотрудница, которую можно посадить к себе за стол или пригласить на второй этаж за отдельную плату. Шаманки по таким местам не ходят. Зачем она туда пошла?
— Заключить сделку? — пожала плечами Вера, министр фыркнул, потянулся к бокалу, но одернул себя и переплел пальцы, похрустывая суставами, тихо сказал:
— Можно было бы подумать, что она идет туда продать вино, но она его выпила и вылила.
— А может, она его инвестировала, в себя? — улыбнулась Вера, министр усмехнулся и встал:
— Все может быть. Пойду почитаю досье, скоро вернусь.
Она кивнула, он ушел, она взяла свой бокал, сделала глоток вина и откинулась на спинку, глядя в огонь.
В ее мире ей доводилось пробовать такое вино, которое она сама себе ни за что не купила бы, его постоянно кто-то "доставал" через третьи руки, привозил издалека тридесятыми дорогами и угощал "чисто попробовать". Иногда это было стоящее вино, иногда она не дала бы за него и копейки, но кое-что всегда было одинаковым.
