Петухи громко голосили, лай собак, что чуяли чужаков, не смолкал, а теперь и вовсе доносился из каждого двора. Кровь вскипела мгновенно, когда он, облившись водой на задворках, смыв грязь с ног, вошёл в тёплую, тонущую в густых сумерках хоромину.
Окутала тишина, на миг взяла тревога, да грянуло сердце о рёбра, когда хан глазами жадно выискивал Мирину в полутьме, пробежав взором по пустым лавкам, и не нашёл. Направился дальше, быстро откидывая полог. Там и лежала на постели Мирина. Тёплая, сухая, манящая до одури, и дыхание сбилось, будто разом захмелел. Горячая волна окатила Вихсара с головы до ног, как и вчера, когда она оказалось в его руках. Он всю её ощупал взглядом: и стройную ногу под задравшейся рубахой, и округлые бёдра, и грудь, что мерно вздымалась и опускалась. Он отчётливо видел набухшие туго, словно бутоны, соски, что проступали через ткань, а из полуоткрытых губ выходило тепло, и хотелось прильнуть к ним, выпить его.
Княжна вздрогнула, почуяв видно чужое присутствие, разлепила ресницы, да тут же села, подобралась вся. Понадобилось мгновение, чтобы суметь сохранить расстояние и совладать с собой, глядя в эти ещё затуманенные со сна глаза, на размягчившиеся губы, порозовевшие от мгновенного притока крови.
— Просыпайся, Мирина, скоро выезжаем, — сказал, остро желая взглянуть на её тело прямо сейчас, вытянуть из тонких пальчиков одеяло, сдёрнуть рубаху. Вновь обожгла ревность. Ему просто необходимо немедленно, сей же миг убедиться в своих догадках.
— Тебя касался кто-то ещё с того времени, как ты сбежала от меня?
Мирина хлопнула ресницами, упершись в хана непонимающим взглядом, верно лишившись голоса.
— Отвечай, Сугар, — голос прозвучал гулко и протяжно.
Она молчала, и молчание это затягивалось, и его разрывало в клочья от ярости и возбуждения одновременно. Вихсар вспыхнул пожаром в миг, будто масло в костре, сжимая кулаки, чтобы не рвануть её на себя и не вытрясти ответ. А потом пронзить пальцами её волосы, впиться в эти розовые губы, опрокинуть её на постель, завладеть её телом, выбивать стоны, ответ, клятвы, его имя — всё.
Дыхание стало свинцовым. Кровь бухнула в виски, жидкий сплав жара опустился вниз живота, Вихсар качнулся под его напором, сделав шаг. Мирина вздрогнула, выставив ладонь вперёд, будто пощёчиной обожгла.
— Нет, — резко сказала она недрогнувшим голосом, смотря пронзительно.
Неужели пташка разозлилась? Это хорошо, лучше злость, чем страх и потерянность.
— Никто не касался, — уверила она.
Вихсар вытянулся, унимаясь неимоверным усилием, туго втягивая воздух, пропитанный её запахом. Он поверил. Он знал, когда она лжёт — цвет её глаз темнел, словно грязным делался.
— Хорошо, — сказал он, отступая, но добавил: — Если это случится, Сугар, то за себя я уже не в ответе, — сказал и отступил, задёргивая занавес.
Вдох, выдох, резь в паху. Прошёл к столу, подхватывая крынку, слыша, как зашуршала ткань за пологом. Испив перчёного сбитня, отставил посудину, направился к выходу. В сенях уже ждал Тимин с чистой одеждой и сухими сапогами.
Снарядившись вновь в броню, Вихсар вышел во двор, где уже сновали его воины во главе с Угдэем. Кони уже были взнузданы, выведены к воротам. Вышел и староста со своими рослыми сыновьями — проводить. Нынче им спалось неспокойно, да и спалось ли вообще? И духом-то приподнятые были от того, что ватага валганов уезжает. Смущённые робкие девицы, что выбежали проводить чужаков — влетит им потом от родичей — глазели из-за створок и столбов крыльца, вжимаясь в них, но волновала вождя другая. Облака плыли по синему, напоённому солнечным утренним теплом небосклону чистыми белыми перинами, воздушно и легко, гонимые ветром, который вдруг поднялся. И было ощутимо холодно и промозгло, как, впрочем, и вчера. Но сегодня ливня не будет — дым от печных труб и костров поднимался ввысь.
В тёмном проёме двери Мирина блеснула, будто холодный луч света. Староста и сыновья его разом головы повернули. Вихсар, расстегнув ворот своего плаща, направился к ней. Возвышаясь, посмотрел в замутившиеся, словно дождём, и такие же недосягаемые, как небо, глаза, почему-то покрасневшие. Губы подрагивали. Расстроена тем, что уезжает, покидает деревню, или всё же напугал её опять? Она отвела взор. Расправив плащ, Вихсар накинул его ей на плечи.
— Посмотри на меня, — потребовал вождь.
Мирина вздохнула коротко, поворачиваясь: взгляд резанул жесткостью. Бархатная её кожа, от сна свежая, белая, манила прикоснуться. Вихсар и коснулся, погладив, очерчивая скулу и подбородок.
— Пошли, — развернулся он, сходя с порога.
Пройдя мимо столпившихся воличей, что молча наблюдали за чужаками, Вихсар подвёл княжну к лошади, приготовленной для неё, забрал из её рук вещи, закрепив на седле, повернулся к девушке, подсадил её в седло, подал узду.
— Может, в телеге поедешь?
Там и в самом деле было бы удобно, можно даже прилечь, всё не в седле мотаться да по кочкам скакать. Но Мирина только с упрямством вола качнула головой, отказываясь. Он, пропустил мимо её упорство, с которым она отвергала любые его слова.
Угдэй угрюмо окинул вождя взглядом.
Громкий женский крик вынудил остановиться на полушаге, хан обернулся на столпившихся воличан. С порога торопливо сбежала женщина, таща за собой девку, видно дочь. Та упиралась, но тут же женщина дёргала её за косу, и ей приходилось слушаться. За ними сошёл и мужик плечистый, но щуплый, с длинной бородой с пронизью седых волос. Женщина вышла к старосте, ткнув пальцем в собравшихся в дорогу валганов.
— Снасильничали девку нашу.
Староста аж вытянулся весь, лицо побелело, и опали плечи. Он остро взглянул на Вихсара. Хан смял кулаки, посмотрев на своих воинов, окидывая гневным взглядом.
— Кто? — спросил лишь.
И повторно спрашивать не понадобилось. Вышел молодой батыр Агша. Его хоть и охватил страх, а держался с твёрдостью камня.
Вихсар подошёл к нему почти вплотную, оглядывая. Выяснять, как всё случилось, он не был намерен, часто случалось такое, и девок порченых могло оказаться куда больше, но видно глупая баба хотела наслать на себя беду. Вихсар глянул на девку с русой, растрёпанной ещё со сна косой. Измученной она не выглядела, зарделась вся, глаза прятала от позора.
— Забирай, — велел он коротко молодому батыру.
Толпа охнула, подобрались мужики, груди выпятили, переглянулись возмущённо.
— Никуда не пущу! — взрыдала женщина, бросаясь к подступившим воинам, да только она не помеха им была. Отлетела в сторону вмиг.
Вихсар отвёл взор, не желая смотреть на это всё, да вдруг наскочил на взгляд Мирины, и его словно стрелой пронзило от её боли и страха.
Девку отвоевали, но легко не получилось — кинулись остальные селяне, похватав кому что под руку подвернулось: колья, топоры, вилы. Вскипая бешенством, Вихсар оголил саблю, в два шага оказавшись возле самых отважных, то ли братьев, то ли просто близких по родству мужиков, приставил клинок к горлу старосты. Тот лицо отворотил, да не посмел шелохнуться, пыхтел, как печь, раскрасневшись от злости.
