– Прошу меня извинить. Все эти хлопоты… – сказала она, опираясь на руку Рябцева, – но сейчас нас ждет торжественный обед. Дорогие гости, прошу в автобус, он доставит вас в ресторан.
Гости, среди которых было несколько человек из окружения Собакина, послушно проследовали в автобус. Никто не думал отказываться. Утомительная сцена ожидания, появление нового жениха и обморок невесты – все это требовало осмысления и желательно не на трезвую голову.
– Мама, это Гена Рябцев, – Тата подвела мужа к матери.
– Я уже поняла, – вздохнула Людмила Савельевна и добавила: – Надеюсь, повседневная жизнь у вас будет не такая бурная.
– Я тоже на это надеюсь, – отвечал Рябцев. На его лице была улыбка, которую, похоже, не могли стереть никакие житейские коллизии.
В ресторане, и это тоже отлично помнила Тата, все страшно напились. И произносили прочувствованные, но «обтекаемые» речи. Все желали счастья, благополучия, но не уточняли, кому желают – Собакиным или Рябцевым. Да, пили много, стараясь понять, как отреагировать на случившиеся. Впрочем, не было драк, выяснений обстоятельств, обид и прочего свадебного ассортимента. Но захмелели все быстро и только в таком состоянии принялись обсуждать произошедшее.
– Дорогие молодожены! – сказал один из гостей. – Я мало что понял из произошедшего. Но все равно поздравляю вас. Желаю счастья и детей. Понимаю, что вопрос о Собакине неуместен, но за его здоровье тоже можно выпить. Ура!
Все послушно крикнули «ура» и выпили.
– А правда, где Собакин? – прошептала Кошкина так, чтобы ее слышала только Тата.
– Не могу сказать, что очень интересно теперь, – съязвила Тата, – но, надеюсь, ничего фатального не произошло.
– Ошибаешься, – Кошкина хмыкнула, – фатальное произошло. Произошло судьбоносное. Ты вышла замуж за того, за кого хотела выйти. И это, наверное, правильно.
– Я и за Собакина хотела выйти замуж.
– Тебе так казалось. Синдром отмены. Не стало рядом Рябцева, заменили Собакиным.
Разъехались все поздно. И Тата с Рябцевым всех провожали, благодарили, приглашали в гости.
– Ну, вот, теперь можно и нам отдохнуть, – вздохнула Тата, когда уехал последний гость.
– Да, – немало не смутившись, откликнулся Рябцев, – тещу мы забросим домой…
– А… – заикнулась Тата. Она еле держалась на ногах.
– А сами поедем в отель. Слава богу, в Москве с этим проблем нет.
Тата махнула рукой – ей все равно было, где пройдет эта ночь. Лишь бы можно было сбросить туфли на шпильках и пышное платье.
Людмила Савельевна, так и не пришедшая в себя после дневных событий, прощаясь с новоиспеченными супругами, промолвила:
– Ведите там себя хорошо!
Тата хихикнула, а Рябцев серьезно пообещал лично следить за дисциплиной.
Как только они появились в отеле, все присутствующие в лобби зааплодировали – молодожены всегда вызывают трогательный восторг.
– Дорогой, а ты не против, если мы все обсудим утром? – поинтересовалась Тата, выйдя из душа.
– Не против, – отвечал Рябцев. Он уложил жену в постель, подоткнул одеяло и погасил свет. Потом лежал и слушал дыхание Таты.
– Ну, что ты не спишь, – пробормотала Белозерова сквозь сон. – Спи. Завтра столько всего будет…
Рябцев засмеялся, обнял ее и заснул.
Машу Кошкину удивить было трудно.
– Да, странно это все. Но кто бы мог подумать, что так все выйдет.
– Ты же сама нас познакомила с Собакиным, – напомнила ей Тата.
– Мне хотелось тебе помочь, – вздохнула Кошкина и спросила: – И все же, неужели тебе не интересно, куда подевались все Собакины? Почему они не приехали? Ты ни разу об этом не заговорила!
Ей было интересно. Но ответ она предпочла бы услышать от самого Собакина. И Тата его услышала.
Они встретились через две недели после свадьбы. Причем встретились случайно – так иногда бывает, – большой город иногда расставляет ловушки. И Тата, заглянувшая в хозяйственный магазин, нос к носу столкнулась с бывшим женихом.
– Привет, – промолвила она растерянно.
– Здравствуй. – Собакин говорил отрывисто и вообще был очень собран.
– Э… – произнесла Тата.
– Я не люблю, когда мне морочат голову. Я терпеть не могу ложь, лукавство, неточности, неправду… Можно подобрать еще много синонимов. Но в любом случае я это не приемлю.
– Я тебя поняла, – покраснела Тата, – я хотела…
– Ничего ты не хотела. Ты бы никогда мне не рассказала, что наша свадьба – это несостоявшаяся свадьба с Рябцевым. Твое платье, купленное с ним, ресторан, заказанный с ним, даже дата бракосочетания – это та самая дата, которая была назначена вам. Мы бы поженились, и ты уже никогда бы мне ничего не рассказала. А я бы жил и не подозревал, что я что-то вроде суррогата в твоей жизни.
– Но это же не так, я тебя… ты мне нравился, мне хорошо было с тобой… Просто мне важно было, чтобы… Понимаешь, тетя… Она могла передумать…
– О, еще одна тайна, загадка… И я о ней тоже ничего не знаю. И это тоже мне не нравится. Вернее, сейчас мне все равно, как ты понимаешь.
– В этом нет ничего такого…
– Если это скрывается – значит есть.
– Послушай, ты не так все понял… И потом, почему ты не позвонил, не рассказал, что ты все узнал… Или догадался. Зачем надо было так? Делая мне больно при свидетелях. В такой день.
Собакин помолчал. А потом улыбнулся:
– Почему-то я был уверен, что ты выкрутишься.
Тата вспыхнула – слово «выкрутишься» делало ее какой-то ловкачкой, особой мутной и без принципов.
– Я не выкрутилась. Просто случилось все так, как, наверное, и должно было случиться, – отомстила Собакину Тата.
– Таким образом, все претензии снимаются, – улыбнулся Денис.
– Но родители? Твои родители? – Тата хотела получить ответы на все вопросы.
– Я накануне сказал, что мы перенесли дату свадьбы. Что сообщим потом. Что всякие дела, что-то не успеваем.
– Но неужели Машка не позвонила им из загса?!
– Я предупредил ее, чтобы она не беспокоила их. Сказал, что все и так нервничают. Она и боялась лишний раз позвонить.
– Ах, понятно, – с досадой прервала его Тата.
Действительно, тот день был построен из случайностей, волнений, недоразумений и ее личного полуобмана, полулукавства.
Собакин смотрел на нее, улыбаясь.
– Знаешь, я так и не решил, правильно ли я поступил тогда. Наверное, не очень красиво. Надо было позвонить тебе. Но я не люблю все эти выяснения. И потом, доверие. Я жил и живу в такой семье, где это главное слово. Даже не любовь, а доверие. Я художник, надо мной все смеются, что я такой впечатлительный. Но какой есть. И я бы не смог тебе верить, а значит, мы бы долго не протянули.
