После гибели Генриха Мария-Фелиция приехала в Мулен. Шантийи ей больше не принадлежал, и потом она слишком устала от этого мира. В Мулене она стала жить замкнуто, не снимая черной вуали вдовы. Потом она встретилась с Жанной де Шанталь, будущей святой, и полностью отказалась от мирской жизни. Через два года после смерти мужа «Сильвия» ушла в монастырь Святого Пришествия, чтобы смиренно существовать там до тех пор, пока (в 1666 году) Богу не стало угодно, чтобы она была назначена настоятельницей, матушкой Марией-Генриеттой.
Но вернемся в Шантийи!
По закону все имущество Монморанси было конфисковано и передано короне. Однако в 1643 году, после победы при Рокруа, Анна Австрийская возвратила земли и замок Шарлотте де Монморанси, принцессе де Конде, матери юного победителя, герцога Энгиенского (она была сестрой несчастного Генриха). Благодаря ей Великий Конде вступил в этот замок, где очень скоро он попытался возродить сказочные времена старого коннетабля. Он же после смерти Марии-Фелиции, своей тети, получил ее драгоценности и сокровища обезглавленного, среди которых должно было находиться волшебное кольцо Луизы де Бюдо, если предположить, что оно осталось у семейства Конде, сильная половина которого славилась своими похождениями и успехами у женщин.
В Шантийи Великий Конде вышел в отставку. Здесь же в апреле 1671 года он принимал Людовика XIV и устроил праздник, ставший знаменитым из-за курьезного случая, связанного с главным поваром и распорядителем праздника Вателем. Но послушаем, что об этом рассказывает мадам де Севинье:
«Король прибыл в четверг вечером. Гуляли, потом перекусили в месте, украшенном жонкилем[51]. Потом сели обедать. Там было несколько столов, на которых не хватало жаркого из-за непредвиденных гостей. Это сразило Вателя. Он несколько раз повторил: «Я потерял честь, я этого не перенесу». Он сказал Гурвиллю: «Голова идет кругом, вот уже двенадцать ночей я не сплю. Помогите мне отдавать приказания». Гурвилль помог ему. Но жаркого все же не хватило. Не на столе короля, а на двадцать пятом столе, но это все равно не давало распорядителю праздника покоя.
Гурвилль сообщил об этом принцу. Тот зашел прямо в комнату к Вателю и сказал ему: «Ватель, все идет хорошо. По мнению короля, обед получился прекрасным». Ватель ответил: «Господин принц, ваша доброта убивает меня; я знаю, что жаркого не хватало на двух столах». «Вовсе нет, – продолжил принц, – не беспокойтесь, все было отлично». Настала ночь. Фейерверк не удался, небо было затянуто тучами. А фейерверк стоил шестнадцать тысяч франков. В четыре часа утра Вателя можно было встретить везде. Он встречал поставщика, который доставил ему только два улова свежей морской рыбы. «И это все?» – воскликнул он. «Да, месье», – последовал честный ответ. Этот поставщик не знал, что Ватель посылал запросы во все морские порты. Распорядитель подождал еще. Другие поставщики не пришли, и голова его раскалывалась. Гурвиллю он сказал: «О, месье, я не переживу всего этого. Я вижу, как рушится моя репутация».
Гурвилль лишь посмеялся над ним. Тогда Ватель поднялся в свою комнату, взял шпагу и воткнул ее себе прямо в сердце, но лишь после третьего удара он упал замертво. А тем временем свежую рыбу доставили из нескольких мест. Пошли искать Вателя, зашли к нему в комнату и увидели его в луже крови. Потом побежали к господину принцу, который был в отчаянии…»
Несмотря на этот печальный случай, визит короля прошел с большим успехом. И, прежде чем уехать, Людовик XIV попросил принца де Конде продать ему Шантийи, самостоятельно назначив любую цену:
– Он к вашим услугам за цену, которую установит Ваше Величество, – ответил Конде. – Но я прошу лишь об одной милости: не делать из меня привратника.
– Я понимаю вас, мой кузен, Шантийи никогда не будет моим.
Перечислить всех женщин, которые безумно любили принца, просто невозможно: тут была и его сестра, и прекрасная герцогиня де Лонгвилль, и его жена Мари-Клеманс де Брезе, которую ее страсть довела почти до сумасшествия… Во всем виновато волшебное кольцо? Оно, похоже, продолжало творить свои чудеса еще несколько пятилетий.
В 1724 году Мария-Анна де Бурбон-Конде, которую называли мадемуазель де Клермон, без памяти влюбилась в Луи де Мелена, герцога де Жуайёза и принца д'Эпинэ, который, несмотря на все эти громкие титулы, не был достаточно могущественным сеньором, достойным дочери Конде. Семья восстала против их любви, вынудив молодых людей вступить в тайный брак.
К несчастью, через две недели Луи де Мелен погиб на охоте, убитый оленем, который своими рогами распорол ему тело… Это происшествие повергло Марию-Анну в глубокое отчаяние. В 1741 году она умерла, так и не найдя утешения.
Пока не разразилась революция, Шантийи становился только великолепнее. Принц Луи-Анри де Конде, внук Великого Конде, оставил на его территории самый прекрасный след в Истории, построив Большие Конюшни. Но налетела злая буря революции, и для замка наступили тяжелые времена. Конде покинули свое чудесное жилище: они эмигрировали в числе первых, направились в Германию, чтобы там организовать так называемую «армию принцев». А замку пришлось заплатить за отсутствие своих хозяев. Сначала из него вынесли всю мебель, все разворовали, а потом и вовсе превратили в тюрьму. Мало-помалу эта каменная «мечта» разрушилась, и пруд стал отражать лишь бесформенные руины.
В таком вот грустном состоянии Шантийи пережил Директорию и огненную авантюру Империи. И лишь после Реставрации, когда Империя исчезла, вернулись прежние хозяева… Во всяком случае, один старый хозяин, Луи-Анри-Жозеф, последний принц де Конде, человек достаточно пожилой. Его сын, герцог Энгиенский, был расстрелян в свое время во рву Венсенского замка, а сам он не имел особого желания восстанавливать бывший дворец. Он провел какие-то работы, но предпочитал жить в Сен-Лё, в обществе некоей Софии Дэвис, английской авантюристки, из которой он сделал баронессу де Фёшер. А Шантийи он завещал своему крестнику, Анри д'Омалю, одному из сыновей короля Луи-Филиппа.
Когда принц умер, странным образом повешенный на шпингалете своего окна[52], его наследнику было всего восемь лет. До вступления в права наследства ему следовало подождать еще десяток лет. Но, быть может, уже пора бросить взгляд на того, кто перестроил Шантийи и собрал в нем драгоценные коллекции?
Это был красивый белокурый мальчик, стройный и элегантный. Он всю жизнь носил тонкую бородку и длинные усы. Истинно французский принц! Свое призвание он выбрал давно: быть солдатом. К своему пятнадцатилетию (15 января 1837 года) он получил патент младшего лейтенанта, затем отправился продолжать учебу в Фонтенбло, а потом – в стрелковую школу в Венсене.
В 1839 году он был произведен в капитаны, а в следующем году – вступил в права пользования замком Шантийи, но сам отправился в Алжир к своему старшему брату, герцогу Орлеанскому, командовавшему дивизией. Там он повел себя одновременно как молодой герой и как безумец: он со своей ротой, не дожидаясь приказа, бросился в атаку на врага, в три раза превосходившего французов по численности. Пуля сбила его с коня, и тот понес, но наезднику удалось кое-как высвободиться из стремян.
