14 марта Наполеон встретился с еще одним своим старым боевым товарищем – маршалом Неем. Это был последний козырь Бурбонов. Ней был известен как «храбрейший из храбрых» и пользовался в армии большим авторитетом. К тому же Ней искренне полагал, что Наполеону во Францию возвращаться не стоит. Он-то знал императора. И полагал, что начнется новый этап войн. Но, с другой стороны, вспомните, как дворцовая сволочь оскорбила жену Нея. Подобные люди такого не прощают. Да, он не хотел возвращения Наполеона. Но, с другой стороны, понимал, что с Бурбонами ему – не по пути. И потому, хотя он и обещал «привезти Наполеона в клетке», никто не знает, что он думал на самом деле. Возможно, что он еще не сделал выбор и решил оценить обстановку на месте.
А там все сразу стало ясно. Ней, старый вояка, тут же сообразил, что ни солдаты, ни офицеры сражаться с Наполеоном не желают. Все его аргументы отскакивали от них, как горох о стену.
Ночью же случилось то, что должно было случиться. Части начали уходить на «ту сторону».
Последней каплей была записка, которую с верховым прислал Нею сам император: «Я вас приму так, как принял на другой день после сражения под Москвой[15]. Наполеон».
Ней сделал выбор. И произнес перед солдатами короткую речь, суть которой сводилась к одному: «Да здравствует император!»
Наполеон в таком выборе Нея и не сомневался. Он знал своих людей. Поэтому еще за несколько дней до перехода к нему маршала он подготовил для него точный приказ, куда идти и что делать.
Это был последний кирпич в стене. Защищаться Бурбонам было нечем.
20 марта Наполеон вошел в Париж. Тут встреча императора превзошла всё. Более всего это было похоже на сегодняшний психоз во время приездов поп-звезд. Но тогда мозги у людей были не так вывихнуты, как теперь – и подобного современники не видели ни до, ни после. В апофеозе экстаза толпа, оттеснив конвой, вынула Наполеона из кареты и на руках донесла до дворца.
Вся эта потрясающая хроника великолепно отразилась в заголовках газет. Вот как сообщали о продвижении Наполеона одни и те же газеты, где сидели одни и те же редакторы:
«Корсиканское чудовище высадилось в бухте Жуан»,
«Людоед идет к Грассу»,
«Узурпатор вошел в Гренобль»,
«Бонапарт занял Лион»,
«Наполеон приближается к Фонтенбло»,
«Его Императорское Величество ожидается сегодня в своем верном Париже»…
Это, кстати, к слову о «свободе прессы».
4. Фортуна показала фигу
Итак, Бурбоны бежали. Наполеон снова сидел на троне, и сидел так же прочно, как и в 1801 году. Народ ликовал. Но приближенные императора отмечают в нем новое качество – какую-то возникшую вдруг нерешительность. Ослабел как-то его всепобеждающий напор. Казалось бы, судьба только что доказала свою к нему любовь, подарив невиданный триумф. И дело даже не в том, что положение Франции было очень нерадостным. В конце концов, из «худших выбирались передряг». Но императора мучил вопрос, который, пожалуй, он никогда себе до той минуты не задавал: а что делать дальше? Он-то был не Людовик XVIII и не граф д’Артуа. И прекрасно понимал, что нельзя просто так вычеркнуть год своего отсутствия. Что же делать теперь?
Жизненный опыт – штука, имеющая и оборотную сторону. Именно поэтому в революциях побеждают молодые. Они прут вперед, а там – будь, что будет. Когда Наполеон пришел к власти в первый раз, ему было 32 года. И он шел напролом. Но в 46 лет повторить такое – значительно труднее. Потому что уже известно, чем все закончится.
Теперь он пришел к власти на волне народного энтузиазма. Но Наполеон наверняка отлично сознавал, что на самом-то деле в нем видели некоего «идеального Наполеона». Который у каждого был свой. Бурбоны всем надоели, и во время их правления об императоре вспоминали только хорошее. Каждый свое.
И Наполеон честно попытался стать другим. Он обещал мир. И попытался его обеспечить. Император предложил всем странам коалиции мирный договор на основе принципа: «кто что имеет, тот тем и владеет». Два года назад такое приняли бы с восторгом. Но вот теперь из этого ничего не вышло. Слишком уж страшным было его внезапное возвращение, вызвавшее по всей Европе новый шок. Да и в «мирного» Наполеона верилось как-то не очень. Это сегодня он «белый и пушистый», а дальше что? Вот, к примеру, выходит из тюрьмы уголовник – и искренно мечтает «завязать». А дальше глядь – опять начал воровать и грабить…
Наполеон попытался сыграть в демократию. И начал создавать нормальную конституционную монархию. Но и это не получилось. Ну, не терпел Бонапарт по жизни демократических институтов! Да и не поверили ему.
С колокольни сегодняшнего дня не очень понятно, почему он даже по-настоящему не разобрался с теми, кто его предал. Эх, не те тогда были времена! Это в следующем веке диктаторы учтут ошибки великого предшественника. И будут превентивно мочить правых и виноватых.
Наполеон в свои «сто дней» вообще старался не делать резких движений. Такое впечатление, что он боялся испытывать судьбу дальше. Возможно, он уже чувствовал, что выбрал свой лимит везения…
Впрочем, по-настоящему Наполеон ничего решить так и не успел. Снова приходилось воевать. Коалиция решила, хоть кровь из носа, довести на этот раз дело до полного завершения. Силы двигались огромные. Но теперь уже выхода не было. Снова приходилось драться.
Кампания началась удачно. Наполеон с прежним блеском нанес коалиции два поражения. Но последняя победа имела роковые последствия. Разбив 16 июня у Линьи пруссака Блюхера, император послал маршала Груши в погоню за его уходящим корпусом. А главные силы встретились 18 июня с английской армией у селения Ватерлоо. За день перед боем погода была совершенно омерзительная. Лил проливной дождь. И почва размокла.
Эта последняя битва Наполеона не стала его лебединой песней. В ней проявлялась всё та же его нерешительность. Он долго медлил с началом атаки – и это оказалось его очень большой ошибкой.
Но вот, наконец, началась одна из самых известных битв мировой истории. Она шла со страшной яростью и переменным успехом. Англичане, укрепившиеся на холме, держались геройски. Не менее храбро сражались и французы. Они упорно продвигались, несмотря ни на что. Был момент, когда командующему англичан герцогу Веллингтону казалось, что все кончено. Но англичане продолжали держаться. Наполеон послал в бой все резервы, включая гвардию. И тут подошли пруссаки. Но Наполеон продолжал атаковать. Он ведь рассчитывал, что вслед за пруссаками придут и его войска. Ситуация находилась в состоянии неустойчивого равновесия. Подойди к французам подкрепления – они бы выиграли эту битву. Император ждал их до последнего. Но Груши не пришел.
Помните битву при Маренго, когда Наполеона спасло от разгрома появление дивизии Дезе, которую никто не ждал? Здесь положение сложилось с точностью до наоборот. Он ждал подкреплений. И можно было бы победить, если бы подошел Груши… В первом случае судьба улыбнулась Наполеону, второй раз – повернулась к нему спиной.
