– Вот как! – вздохнула Китти. – Вот глупая.
Однако сказано это было с большим уважением.
– Она не глупая. Просто очень искренняя. У ее родителей брак сложился несчастливо. Нелл хочет уверенности.
– А в тебе она не уверена.
– Видимо, нет.
– И как тебе это?
– Странно, если честно.
– Ты хороший человек, Ларри. Таких, как ты, поискать. Что еще ей нужно?
– Кто знает. Не сказать, что я завидный жених.
– Ты сам знаешь, что это не так. Но не мне об этом говорить. Мы все увязли в этой игре.
– Какой игре?
Поднявшись, Китти принялась убирать со стола и сказала небрежным тоном, как бы между делом:
– Мы недооцениваем себя. Убеждаем, будто стоим недорого. Что нам нечего предложить другому. Есть человек, которого мы можем сделать счастливым, а нам даже это не под силу.
Ларри понял: она говорила о себе.
– И что теперь делать?
– Стараться. Любить крепче. – Она сложила тарелки в раковину. – Перестать думать лишь о собственном счастье.
Значит, она несчастна. Сердце у Ларри сжалось – болезненно и сладко.
– Он слишком часто в разъездах, да? – спросил он.
– Он так много работает. – Китти замерла, сложив руки на сушилке для посуды и опустив голову. – Все ради нас, чтобы мы не жили на подачки Джорджа и Луизы. Чтобы у нас был собственный дом. Чтобы Пэмми отдать в хорошую школу – а на все нужны деньги. Но он сам мне нужнее, чем деньги.
– Это понятно.
Китти подняла на него взгляд:
– Так почему он этого не понимает?
– Просто он такой. Ничего не бросает на полпути. Если что-то наметил, то уж не отступится.
– А вдруг он просто меня разлюбил?
– Нет! – поспешно воскликнул Ларри. Слишком поспешно. – Эд тебя обожает. Сама знаешь.
– Правда? Не понимаю за что.
– Китти! Что еще за ерунда? Все тебя обожают. Только слепой этого не заметит.
– Ах, за это. – Она провела рукой вдоль лица, будто отмахиваясь от надоедливой мухи. – Ерунда. Всего лишь внешность.
– Дело не в ней. Ты – куда больше, чем просто красивая женщина.
– Не знаю, о чем ты.
Она говорила вполне искренне – и очень печально. Почему она себя совсем не ценит, поражался Ларри.
– Эд любит тебя, потому что ты прекрасная, верная и добрая. Потому что ты сильная, но не подавляешь его. Понимаешь все без слов. Принимаешь его таким, как он есть. А главное – потому что ты любишь его.
Он говорил и говорил, не в силах отвести глаз. Взгляд выдавал его с головой – ну и пусть. Китти и так давно уже знает о его чувствах.
– Он тебе рассказывает обо мне? – спросила она.
– Иногда.
– А что любит меня, говорил?
– Много раз.
– А мне нет. Только что недостоин меня.
– Да, это у него тоже мелькало.
– Я вот что думаю. Все это из-за того проклятого дьепского пляжа.
– С чего ты взяла?
– По-моему, в тот день с Эдом что-то произошло. Я не знаю что. Он не говорит. Но впадает в ярость, когда его спрашивают о Кресте Виктории. Почему он такой, Ларри? Ведь столько людей говорят о войне. А он молчит. Что с ним там произошло?
– Со всеми нами что-то произошло. Такое трудно объяснить. Поймут только те, кто там был. Казалось, наступил конец света.
– Эд так думал? Что наступил конец света?
– Все это было глупо и бессмысленно. Одна огромная ошибка. Мы все это поняли, но Эд как с цепи сорвался. Рассвирепел настолько, что ему стало все равно, жить или умереть. Он даже не пытался защищаться. Думал, что погибнет следующим, но его очередь так и не пришла. Говорит, ему повезло. И по-моему, считает, будто не заслуживает такого везения. В глубине души он уверен, что должен был погибнуть на том пляже.
Китти молчала. Ларри осторожно подбирал слова, стараясь защитить ее от того отчаянного крика, что вырвался тогда у Эда в часовне: я хочу умереть. Как можно сказать такое Китти? Что он не хочет жить ради нее?
– Спасибо, – ответила она наконец. – Теперь мне легче.
– Но он должен сам с тобой об этом поговорить.
– Некоторые вещи не обсуждают.
«Но мы-то с тобой обсуждаем, – так и рвалось из Ларри. – Мы с тобой обсуждаем все на свете. Нет ничего, что я бы от тебя утаил».
– Для меня на пляже все было иначе, – внезапно признался он. – Я струсил на том пляже.
– О Ларри. Там всем было страшно.
– Я прятался. Спасал свою шкуру.
– Любой поступил бы так же.
– Нет. Там хватало храбрых людей. А меня среди них не было.
– Проклятый пляж. – Она улыбнулась.
Точно гора свалилась с плеч Ларри. Тяжесть, которую он таскал четыре года. Он раскрыл Китти свой позорный секрет – и она не отвернулась. Оказывается, для нее это не имеет значения. Сердце заливала любовь и благодарность – но о них, в отличие от стыда, лучше молчать.
Но его тяготила еще одна недосказанность. Он так и не смог признаться Китти, что Нелл ждет ребенка.
* * *
Следующий день Ларри посвятил рисованию. Он устроился во дворе, поставив подрамник на изгородь. Памела некоторое время молча наблюдала, как он работает.
Пока он погружен в картину, его не терзают ни мечты, ни сожаления. И в этом главная радость: творчество позволяет сбежать от собственного робкого «я» в иное измерение. Там, в границах выбранного пейзажа, есть бесконечная сложность и непреодолимые преграды – зато его самого практически нет.
Подошла Китти, сказала, что ждет Джорджа с Луизой к обеду. Посмотрела на подрамник:
– Опять Каберн.
За обедом Луиза с любопытством расспрашивала о натурщице, что позирует обнаженной.
– Она уже этим не занимается, – ответил Ларри.
– Но вы по-прежнему встречаетесь? Может, пора уже устраиваться в жизни? Сколько тебе лет, Ларри?
– Двадцать восемь.
– Оставь парня в покое, Луиза, – вмешалась Китти.
– Ну, знаешь, есть пословица, – не унималась Луиза. – Ты не мужчина, если не посадил дерево, не вырастил сына и что-то еще, не помню.
Сама Луиза отчаянно пыталась забеременеть и ничуть этого не скрывала.
– Баба, пес и ореховый прут, – вставил Джордж, – станут тем лучше, чем больше их бьют.
– Что за ерунда? – фыркнула Луиза.
– Тоже старая английская пословица.
