Корнелия медленно погружалась в неведомую, пугающую темноту, из которой не было выхода. Все глубже и глубже она тонула в этой тьме. Судорожно глотала воздух, боясь потерять рассудок, и только чувство страха не позволило ей лишиться сознания.
— Прошу тебя… Дрого, пожалуйста… ты делаешь мне больно и… я… я боюсь.
Это был вскрик ребенка, тронувший его, как ничто другое. В следующую секунду она была свободна и так внезапно, что потеряла бы равновесие, если бы сзади не стояла софа. Корнелия снова опустилась на нее и посмотрела на герцога глазами полными слез. Ее пальцы невольно потянулись к распухшим губам и осторожно дотронулись до них.
— Прости меня.
Теперь его голос звучал нежно и очень робко, а потом у нее все поплыло перед глазами, потому что опять навернулись слезы. Герцог опустился на одно колено и поднес край ее платья к своим губам.
— Прости меня, — повторил он, — но я не могу быть с тобою рядом и оставаться благоразумным. Я так люблю тебя и так давно изнываю по тебе, что не знаю других желаний.
Все еще стоя на колене, он протянул к ней руки.
— Скажи, что прощаешь меня, — взмолился он. — Я больше не причиню тебе боли.
Она почти машинально протянула руки, и он поднес их к губам, целуя с такой мягкостью и нежностью, что ей захотелось плакать. Но то были слезы не страха, а счастья оттого, что он так нежен с ней.
— Ты должна понять, что я люблю тебя истинной любовью, — тихо проговорил герцог. — И не только потому, что ты мне нужна как женщина — хотя и это тоже, и я не могу притворяться, что держу себя в руках, тогда как ты сводишь меня с ума своей красотой и великолепием волос. Словами не выразить то безумие и восторг, который охватывает меня, когда я чувствую твои губы, когда знаю, что ты в моих объятиях — но я люблю тебя гораздо больше, Дезире. Я люблю твой ум, твои меткие замечания, то, как ты смотришь на меня из-под ресниц, то, как ты смеешься и двигаешься. Твоя фигура — искушение для любого мужчины, если только он не сделан из камня; но я без памяти люблю то, как ты сплетаешь пальцы, словно ребенок, повторяющий свой первый урок, и то, как вздергиваешь подбородок, когда сердишься, и то, как бьется маленькая жилка на твоей белой шее, когда ты взволнована. Ты сейчас взволнована, моя дорогая. Это оттого, что я поцеловал тебя?
Перед его обаянием нельзя было устоять. Корнелия почувствовала, что сердце сжимается от его слов, и когда она заговорила, голос ее дрожал:
— Ты знаешь, что волнуешь меня.
— И ты меня любишь?
— Ты знаешь, что… да.
— Так скажи мне это! Я хочу услышать, как ты произносишь эти слова!
— Я… тебя… люблю.
— Моя дорогая, моя восхитительная, прелестная Дезире! Ты больше не боишься меня?
— Н-н-нет!
— Так ты не уверена? Отчего? Я тебя испугал?
— Н-н-нет.
— Но ты испугана?
— Только… немного… потому что…
— Скажи мне!
— Потому что… из-за тебя я становлюсь… в общем, такой непохожей на себя… неистовой и шальной… Господи, как объяснить это словами?
— Любовь моя, если бы ты только знала, как я счастлив, что из-за меня ты становишься «неистовой и шальной». Это происходит, когда я дотрагиваюсь до тебя? Вот так? Никогда не знал, что женская кожа бывает такой мягкой — как магнолия! Тебе раньше такое говорили?
— Да… однажды.
— Бог мой, это был мужчина?
— Нет… нет. Женщина… Она сказала, что прикоснуться ко мне все равно, что потрогать магнолию…
— Она права, но если бы это сказал мужчина… мне бы следовало убить его и тебя! Никто не смеет прикасаться к тебе, кроме меня! Никто! Слышишь?
— Ты… делаешь мне больно!
— Дорогая, я не хотел показаться жестоким… Это все оттого, что я так тебя люблю. И ты моя… моя!
— Мне нравится… быть твоей… но ты забываешь о своей силе.
— Прости меня, малышка. Ты такая хрупкая и слабая, но держишь в своих ручках всю мою жизнь!
— Только… на сегодня?
— Навсегда, на вечность. Мы одно целое! Мы были созданы друг для друга. Ты сомневаешься в этом?
— Нет… нет… Я тоже думаю, что мы созданы друг для друга.
— Ангел мой, почему ты прячешь лицо? Посмотри на меня! Любимая, твои глаза открыли мне чудесную волшебную тайну! Они сказали, что ты любишь меня, что я тебе нужен!
— Нет, не может быть!
— Да, да! Ты чувствуешь, что из-за меня ты становишься неистовой и шальной, моя Дезире?
— Да, да!
Его губы настигли ее, но Корнелия откинула назад голову.
— Наверное, это дурно! — воскликнула она, теряя самообладание. — Разве мы имеем право любить друг друга?
Герцог ответил не сразу. Она заметила в его глазах боль, прежде чем он выпустил ее из рук.
— Клянусь, как перед Богом, — тихо произнес он, — я верю, что там, где красота, нет места пороку. Пусть люди думают что угодно, но я клянусь тебе, Дезире, я не считаю, будто наша любовь приносит кому-то беду. И только этим критерием мы должны судить о ней. С точки зрения закона, возможен другой ответ, но в нравственном смысле — нет! Нравственно я свободен — свободен сказать тебе о своей любви.
Голос его затих на последних словах, затем он подняла с колен и посмотрел на Корнелию сверху вниз. Она откинула назад голову, чтобы взглянуть ему в глаза, и ее волосы заструились по спине. Их темный цвет и яркое пламя платья подчеркивали белизну плеч.
— Сейчас мы зашли слишком далеко, чтобы повернуть назад, — с трудом произнес герцог. — Я люблю тебя, и в глубине души ты знаешь, что любишь меня тоже. Что бы там ни было в прошлом, мы предназначены друг для друга — ты и я. Впервые увидев тебя, я сразу понял: вот та, которую я искал всю свою жизнь, наконец мои скитания завершены.
Он помолчал с минуту.
— Но если ты все еще боишься, если я ошибся, и твоя любовь не так велика, как моя, тогда я не в силах более этого выносить. Я уйду и оставлю тебя, но тогда, я уверен, мы оба будем сожалеть об этом до конца нашей жизни.
— Ты уйдешь? — спросила Корнелия чуть слышно.
— Если ты отошлешь меня, — ответил он. — Но если твоя любовь достаточно велика, ты разрешишь мне остаться.
Говоря это, он отступил назад, и Корнелия машинально поднялась.
— Предлагаю тебе выбор, моя дорогая, — сказал он. — Видишь, я даже не держу тебя в объятиях, чтобы не повлиять на тебя, заставив еще сильнее биться твое сердечко. И я не касаюсь губами маленькой жилки, которая в этот момент бьется на твоей шее. Но тебе придется выбирать. Мне уйти или остаться?
Корнелия пыталась заговорить, но в горле стоял ком, а сердце готово было прорваться сквозь кружево, прикрывавшее грудь. И все же она не была уверена, слышала ли биение сердца или то была музыка, пронизавшая все вокруг, воспарившая в вышину и увлекшая ее за собой, так что земля осталась вдалеке, невидимая и позабытая.
