— Что мы там будем делать?
— Ночевать в машине, стрелять по ящерицам. Выигрывать деньги в Лас-Вегасе и спускать их на виски и бега броненосцев. Взрывать ядерную бомбу посреди Меркури. Оборонять Зону 51 от туристов. Начинать апокалипсис. Вступать в половые отношения с восемнадцати лет. Переходить Спринг-Маунтинс…
Кит улыбнулся. Странные фантазии Томми граничили с реальностью на том тонком уровне, когда безумие получает шанс стать правдой. Томми соблюдал хрупкий баланс, легко выстраивая мосты между ненормальностью и нормой, а Киту не хватало именно такого моста.
— Ты до сих пор возишься с этой пьесой? — вдруг помрачнел Томми, кивая на стопку отпечатанных листов, лежащих под рукой Кита.
— Да, — сказал Кит. — Если я собираюсь устроить в Меркури второй Тринити, то для начала должен хотя бы разобраться с проблемами в школе. Пресса любит строчить биографии, и в моей точно не должно быть что-то вроде «в школе Кит Хогарт был спокойным неприметным мальчиком и ничего из себя не представлял». Хочу представить хотя бы императора Минди. В пьесе он выглядит полным кретином, но кого волнуют умственные способности императоров?
— Такую биографию припишут мне, — сказал Томми. — Тебе не о чем волноваться, футбольные достижения никогда не остаются незамеченными.
Кит бросил на него короткий режущий взгляд, на лбу моментально проявились глубокие морщины, раньше совершенно незаметные, а теперь выступающие все чаще.
— К черту футбол. Лучше быть незаметным тихим мальчиком, чем заметным квотербеком на подкашивающихся дрожащих ножках.
— Эту хренотень все равно вытащат наружу, — не согласился Томми. — Но и история драматического школьного актера, сыгравшего дерьмовую роль в дерьмовой пьеске — тоже невелика заслуга.
— Значит, от нас не останется ничего хорошего.
Томми собирался допить остатки апельсинового сока, но тут же отставил стаканчик в сторону и слез с подоконника.
— Точно, — согласился он. — От нас ничего не останется. Раньше меня это волновало, а теперь нет. Меня теперь мало что волнует, но все-таки есть еще пара важных вещей. Например, я не хочу, чтобы ты играл в этой пьесе. Знаю, что ты способен ввалиться на сцену и в инвалидной коляске. Знаю, что тебе кажется, этим ты исправишь то, что нельзя исправить. Я все твои надежды отлично понимаю, Кит. Но для меня важно, чтобы ты поверил мне и не замахивался на эту пьеску. Я согласен облажаться так же, как облажался ты, если в обмен ты пообещаешь забыть про Минди, роль и императоров. Идет? Я сотворю такое, что все напрочь забудут об этом чертовом матче. Сам знаешь — больше одной сенсации ни у кого в голове не держится.
— Зачем тебе это? — хмуро спросил Кит, прижимая к себе стопку рассыпающихся листов.
— Должна же быть справедливость в этом мире, — улыбнулся Томми. — Раз она не торопится решать мои проблемы, я наведу ее сам. Возьму дело под свой контроль.
«Невада, Кит, Невада. Ты понимаешь, что он имеет в виду? Ты знаешь, что от тебя зависит, остановится он или сделает все так, как уже задумал? Задумал и скрывает это под болтовней, как скрывал под болтовней все, чего по-настоящему хотел? Как ты поступишь, Кит? Его стоит отшлепать, как неразумного ребенка, решившего поиграться с зажигалкой и баллоном пропана. Скажи ему. Скажи ему. Скажи ему — стой. В нем больше нет страха, и это страшно. Люди должны бояться, Кит, иначе они превращаются в Томми. Вот в чем разгадка. Годы ты потратил на то, чтобы избавиться от страхов и обезуметь. Начинай бояться, Кит, немедленно начинай бояться, иначе тебе конец. Посмотри на Томми — ощути страх. Немедленно!».
— Задумался? — весело спросил Томми.
— По рукам, — медленно ответил Кит и протянул Томми ладонь. — Ты делаешь из меня полную сволочь, но я представил императора на инвалидном кресле и решил бросить эту затею к чертям.
Томми сгреб листы, с усилием смял их в огромный, колючий бумажный ком и швырнул в мусорную корзину. Пьеса Минди навсегда пропала из жизни Кита Хогарта, и стараниями Томми он даже не узнал, что Минди вычеркнула его из жизни пьесы куда раньше, чем случилось обратное.
— Где миссис Хогарт? — спросил Томми на прощание.
— Курит траву в канаве за больницей, — ответил Кит. — У нее без отца крыша едет напрочь.
— А моя молится, — хмыкнул Томми и криво улыбнулся.
Взъерошенные рыжие волосы красным пламенем горели над бледным лицом и темно-зелеными глазами, потерявшими всякий блеск.
Перед Китом Томми не пытался скрывать лицо того, кто полностью потерял страх.
Другое его лицо — официальное, улыбчивое, мальчишеское, хорошо действовало на врачей и на миссис Хогарт, у которой зрачки стали с булавочную головку, и на директора Деррика, утром снисходительно потрепавшего Томми по голове, и успокоило даже Берта Морана, Макса Айви и Кирка Макгейла.
Берту показалось, что Митфорд окончательно превратился в дурачка, Айви счел дружелюбную улыбку Томми проявлением крайнего подобострастия, а Кирк все еще вспоминал о своих Чудовищах, и теперь ему казалось, что и эту улыбку он видел где-то далеко в детских кошмарных снах.
Все трое нашли для себя причину, чтобы оставить Томми в покое хотя бы на время, но никто из них, кроме Кирка, так и не понял, что движим страхом.
Кит видел только обратную сторону, и то, что он видел, ему нравилось. Люди сильно меняются, когда берут в руки оружие, а Томми выглядел так, словно постоянно держал палец на курке.
Это был тот идеал, которого добивался от сына мистер Хогарт. Идеал, которого Кит не мог достичь, потому что никогда не сталкивался с настоящими трудностями.
После ухода Томми Кит попытался повернуться, спину ломило. Повернуться не удалось, стаканчик с остатками апельсинового сока упал на пол, расплескав липкую маленькую лужицу.
Боль вцепилась в ногу тупыми челюстями, колено второй ноги заныло противно, как прогнивший зуб. Кит задохнулся, прижал руки к лицу и тихонько заскулил.
Он ощущал себя бесцельно существующим, истрепанным животным, попавшим в давно забытый ржавый капкан.
Скоро придет кто-то, кто иглой капельницы облегчит его существование, но бесцельность хуже боли.
Всю жизнь стремясь угодить одному-единственному человеку, стараясь превзойти его мелкую, садистскую власть над собой, Кит не сумел зацепиться ни за что другое.
Он хранил свою семью, помогал устраивать садик у дома, покупать машины. Помогал своим родителям быть взрослыми и служил надежным блокпостом между ними и их беспомощностью, и только.
Блокпост сдал свои позиции, заграждения разломаны, в магазинах нет патронов, и только призраки бродят по руинам — призрак миссис Хогарт с продымленными волосами и слезящимися глазами. Призрак мистера Хогарта — пропавшего без вести, следы которого Кит неустанно нащупывал в бессвязных разговорах с матерью, но получал в ответ только бессмысленные рыдания.
