Надо было ехать домой собирать вещи. Поколебавшись, Арина набрала номер телефона Боннара и рассказала о смерти Питера Гилмора. Она не скрывала, что считает аварию, происшедшую в Дакке, весьма подозрительной, вполне укладывавшейся в ее теорию о том, что и на свадьбе в шато де Пант покушались не на дядю Сильвии, а на Гилмора. Она попросила прокурора связаться с полицией и настоять на более серьезном расследовании деталей покушения на Диего, а также несчастного случая в горах, приведшего к смерти Альбера Круча. На сей раз Боннар внимательно выслушал Арину.
– Давайте договоримся так, – предложил он, – после вашего возвращения из Бангладеш мы встретимся и детально обсудим ситуацию, сложившуюся вокруг комиссии. Надеюсь, к тому времени у нас появятся какие-то новые факты. Позвоните мне, как только вы вернетесь.
Остаток дня прошел в беготне и хлопотах. Надо было заехать в магазин и запастись едой для дома. Когда Настя узнала, что родители уезжают, она не огорчилась, а даже как будто обрадовалась. Это заставило Арину насторожиться.
– Знаешь, давай я попрошу Лилиану – ну, ту женщину, которая к нам приходит убирать, пожить здесь вместе с тобой.
– С какой это стати?
– Она будет готовить и с Типи, если тебя нет, погуляет. И потом, тебе повеселее, не так грустно одной.
– А я и не собираюсь быть одна. Летом в Женеву полно народа на каникулы приехало. Почти все мои одноклассники сейчас здесь. Вот здорово! Будем у меня собираться!
– А вот этого как раз делать не надо. Вы мне всю квартиру вверх дном перевернете!
– А может, ты переедешь с Типи на это время к тете Вере? И тебе будет так спокойнее, и нам, – предложил прислушивавшийся к их разговору Олег.
– Не поеду. Не заставите. Только через мой гроб! – воскликнула Настя.
Арина невольно рассмеялась.
– А ты смейся, смейся, – неодобрительно сказал Олег, – скоро твой ребенок совсем перестанет по-русски говорить. Ты использовала неправильное выражение – надо говорить «только через мой труп», – назидательно продолжил он, уже обращаясь к Насте. – И контекст, в котором ты его употребила, неверен. Вот если бы ты хотела ехать, а мама тебя не пускала, то она могла бы сказать: «Ты туда поедешь только через мой гроб». Поняла? Тьфу, через мой труп! Запутался тут с вами.
– Поняла, поняла, – нетерпеливо ответила Настя. – Но к тетке Вере я все равно не поеду.
– Это почему же так категорично? – Олег выжидательно посмотрел на дочь. – Ты же раньше была недовольна, что мы в Дивон переехали, все в Женеву рвалась. Вот тебе возможность там пожить. Как раз поближе к своим друзьям.
– А у меня машина есть! Когда надо, я в Женеву смотаюсь. Ты забыл, что я права получила. Мам, скажи ему! Ты же видела, я хорошо вожу. И вообще, в Женеве жить опасно. Преступность растет! Об этом во всех магазинах пишут!
– Как это в магазинах могут писать о чем-то! – повысил голос Олег. – Магазин по-русски – это место, где продают товары. А статьи публикуют в журналах! Ну и ну! Дожили! А я тебя предупреждал! – повернулся он к Арине.
– Ладно, все, хватит спорить! – Арина поняла, что дискуссии ни к чему не приведут, и нужно авторитарное решение. – Хорошо, ты остаешься дома, но ключи от машины я тебе не оставлю, и Лилиана будет приходить два раза в неделю убирать и готовить. А также за тобой присматривать. Все, вопрос закрыт.
Настя надулась, взяла Типи под мышку и гордо удалилась в свою комнату. Но когда Арина зашла поцеловать дочь на ночь, Настя обняла ее, прижалась к ней и прошептала на ухо: «Мамуль, ты там поосторожней, пожалуйста! И звоните каждый день. Или хотя бы эсэмэски посылайте!» От ее волос пахло какими-то легкими духами, но другой запах перекрывал его. Так замечательно пахнет от всех младенцев – то ли молочком, то ли нежной детской кожицей. Арина называла его запахом молочного поросенка. Этот запах долго держится у маленьких детей – особенно сзади, на шейке, прикрытой еще пушистыми чуть вспотевшими волосиками. Бывает, что уже совсем взрослый ребенок вдруг обдаст вас этим запахом. А может, есть не только память ума, но и память обоняния? И это она преподносит вам этот подарок?
В Дакку они прилетели вечером двенадцатого июля. В аэропорту их встретила Лейла Кирани. Она сказала, что по просьбе Батлера позвонила в Министерство иностранных дел сотруднику, который курировал в Бангладеш работу комиссии. Она попросила его договориться о встрече с представителем полиции, который сможет посвятить их в детали происшедшей аварии. Встреча состоится завтра в десять часов утра. Сама Лейла мало что смогла рассказать Арине. В день гибели Питера она улетела в Читтагонг, на юг Бангладеш. Лейла мало бывала в Дакке, ей приходилось выезжать в те районы, в которых находились люди, пострадавшие от наводнений. Именно им оказывал медицинскую помощь ее департамент. В тот день она видела Питера утром, перед своим отъездом. Он собирался, по его словам, провести вечер в гостинице в компании каких-то знакомых американцев. Узнала она о его смерти от Батлера, позвонившего ей, и вчера вечером вернулась в Дакку.
Вскоре они подъехали к невысокому современному зданию. Это был их отель «Пан Пасифик Сонаргаон», который все в Дакке для простоты называли просто отель «Сонаргаон». Снаружи это было ничем не примечательное здание, но внутри гостиница была очень чистой и достаточно комфортабельной.
Приняв душ и немного передохнув после изматывающего многочасового перелета, Арина отправилась с Олегом пройтись по городу, в который они приехали вскоре после своей свадьбы почти двадцать лет назад.
В Дакке было жарко и влажно. Как всегда. В этой стране варьируется лишь степень жары и влажности. Несмотря на однообразие погодных условий, сами бангладешцы умудряются различать шесть сезонов: бошонто – весна (март – май); гришшо – жаркий сезон (май – июль); борша – сезон дождей, он длится с июля по сентябрь; шорот – ранняя осень (сентябрь – ноябрь); хемонто – поздняя осень (ноябрь – январь) и, наконец, шит, что, как вы уже догадались, означает зиму. Это единственный не очень жаркий период, когда термометр днем не поднимается выше 30 градусов, а ночью температура «падает» до 13–15 градусов.
Они приехали в разгар сезона борша – когда в Бангладеш особенно влажно.
Сначала Арине показалось, что город очень изменился. Стало намного чище, появились небоскребы, в центре на месте лачуг выросли новые дома. Но едва они сворачивали с центральных улиц, то вновь видели ту Дакку, которую знали: убогие лачуги, велорикши, грязь, нищета, смотревшая на них глазами, казавшимися огромными на исхудавших лицах детей.
В центре было, как и прежде, многолюдно и бестолково. Помимо машин и автобусов множество рикш. И не простых рикш, которые сами тащат тележку с сидящим на ней пассажиром, а велорикш. Велорикши всегда были очень важным элементом городского транспорта, и водители велорикш вели себя самоуверенно, порой агрессивно. Для них не существовало никаких правил движения. С завидным упорством, игнорируя светофоры, они поворачивали в любой момент там, где им приспичило, не подавая никаких сигналов. Вот и сегодня во время прогулки водитель велорикши, ехавший прямо, неожиданно резко повернул коляску направо, в переулок, где они переходили улицу. Олег изо всех сил дернул Арину за руку и потащил вперед; в последнюю минуту они увернулись от коляски, которая грозила их задеть. А водитель велорикши продолжал крутить педали, даже не посмотрев в их сторону.
