Нам кажется, что об Илье Муромце всегда знали все русские люди. На самом же деле, скорее всего это совершенно не так.
Его точно помнили в Киеве, и свидетельства о хранящихся в подземельях мощах богатыря известны с XVII века.
Его помнили в Муроме. Однако самое старое свидетельство этого, я нашёл в записках академика Петра Палласа. В 1765 году он, тогда ещё молодой учёный, отправился во главе экспедиции на восток России. Перед ним и его товарищами была поставлена задача всесторонне изучить те места, где он окажется – с точки зрения ботаники, зоологии, геологии, этнографии, лингвистики. Паллас провёл в экспедиции несколько лет. Он оказался в Казахстане, в Сибири. Этот человек, родившийся в центре Европы, в Берлине, тяжело переносил морозы, болел. Но неутомимо вёл дневник. На первых страницах, описывающих его путешествие, мы найдём описание Мурома: там экспедиция остановилась по дороге на несколько дней. Паллас пишет: «Построена на дороге деревянная святому Илье Муромскому посвященная церковь, и при оной находится в часовне колодец, который выкопал сам святой отец, и воду из оного простой народ почитает за весьма целительную, особливо от головной и очной болезни, если оною моются с благоговением». Обратим внимание: часовня и колодец – не в городе. И очень важная деталь: в тексте нигде не говорится о том, что почитаемый святой – это богатырь из былины. Этого Паллас не понимал.
Причина состоит не только в том, что он, немец, скорее всего, не знал русские былины. Вероятно, их совершенно не знало и само просвещённое российское общество. Ведь оно не пело былины и не слушало их. Это делали совсем другие люди очень далеко от столиц.
Если бы это было не так, русское читающее общество не потряс бы в начале XIX века сборник «Древние российские стихотворения» Кирши Данилова. Именно в нём были впервые опубликованы былины и скоморошины. Кто такой Кирша Данилов, который упоминался в книге 1804 года, и где он жил, так никто и не узнал. Достоверно известно только то, что собраны «стихотворения» были после 1742 года, оригинал находился в собственности владельца уральских заводов Прокофия Демидова и, разумеется, не дошёл до наших дней, но всё же с него была снята копия. «По смерти его рукопись сия перешла к Н.М. Хозикову, а им уже подарена в 1802 году Его Превосходительству Фёдору Петровичу Ключарёву. По рассмотрении оригинала, он нашёл их довольно любопытными для просвещённой публики и поручил издать, служившему под начальством его, воспитаннику Московского университета (ныне калужскому губернскому почтмейстеру), А.Ф. Якубовичу. Г. Якубович, выбрав лучшие, по его мнению, из сих стихотворений, напечатал сей памятник поэзии протекших веков, в Москве, в типографии С. Селивановского, 1804 года, в 8 долю листа, на 824 страницах, под названием „Древние русские стихотворения“» – так описал историю появления былин в печати в 1818 году их второй публикатор Константин Калайдович. И даже после появления этого сборника общество ещё не одно десятилетие относилось к ним как к тому, что уже принадлежало прошлому, пока люди, интересовавшиеся духовной жизнью народа, не услышали их, почти случайно, от онежских и архангельских сказителей.
Оказалось, что Илью помнили и на Русском Севере.
«Муромец» – мы привыкли, что этим словом называют жителя города. Невероятно древнего Мурома, ведь первое упоминание о нём в «Повести временных лет» относится к 862 году. Но это не торжественные слова об основании, как можно подумать. Летопись фиксирует происшедшее событие. Это значит, город был хорошо всем известен и потому не нуждался для современников этого текста в дополнительной характеристике, был задолго до этого – иные варианты просто невозможны.
Теперь обратим внимание на небольшую деталь: Илья – не житель Мурома, он выезжал «из села да с Карачарова». Это сейчас оно формально входит в состав города, примыкая к нему с юга. Несколько поворотов дороги, и за новыми микрорайонами начинается длинная улица деревенских домов. А около магазина надо свернуть влево, на дорогу, которая спускается к Оке. Внизу, у горы, и будет часовенка с колодцем.
Для тех, кто жил много веков назад, Карачарово – это, конечно, не Муром.
Но слово «Муромец» могло быть образовано не только от названия города, но и от, мы бы сказали, названия национальности «мурома». Абсолютно аналогично: «мари» – «мариец», «эста» (именно так это слово звучало в то время) – «эстонец». Значит, «Муромец» – применительно к Илье – конкретное указание на его племя.
Племя нерусское, родственное мордве и марийцам. Исчезнувшее, растворившееся в дали прошлого.
В Нижегородской области остались после него Муромские леса. Там жила мурома. И не надо удивляться, что клин их вроде бы не на том берегу, где город, и отходит от него на добрую сотню километров.
Озеро Муромское в пойме рядом с Нижним Новгородом – на другом берегу Волги, Многочисленные Муромцевы – сёла и деревни по соседним областям. Мурмино – посёлок недалеко от Рязани.
«Мурома – язык свой» – говорилось в летописи. Он исчез. Всё, что он него осталось, это названия речек, сёл и деревень вокруг Мурома. Их можно выписать с карты и начать над ними размышлять. Они будут иметь русское оформление, возможно, окажутся связаны с древними забытыми именами, и смысл их сразу не откроется. Впрочем, слова окажутся похожи на те, которые есть в языках мордвы – мокшанском и эрзянском. Попробуем: Кутарино, Пертово, Илимдиг, Нулка, Туртапка, Траслея, Сноведь, Ильмис, Сала, Шокино, Лехтово, Санчур, Мутор, Выкуши…
А ещё язык превратился в местный говор. В его мелодию.
У меня запечатлелся этот говор муромских окрестностей. Он мягок, в нём не глотают просто так гласные, а чуть выпевают их в разных тональностях. Получается интересно и необычно: «угурцы» (на втором слоге мелодия чуть возвышается и его тянут как вдвое более длинную ноту, а потом резко снижат тон и завершают слово нотой короткой). Одного из людей, звонящих иногда мне по работе, я узнаю даже не по голосу, а по этой мелодии, с которой он привычно говорит, хотя давно уехал из Мурома. Я заслушиваюсь этой мелодией невольно. И подсознательно жалею всякий раз, что так быстро закончился разговор (а человек этот – руководитель, и его задача – быстрее решить вопросы). Может быть, это желание слушать его речь – отложившаяся в моём сознании память очень раннего детства. Я жил вместе с родителями в Муроме в год-полтора, когда только-только начинают повторять за людьми первые слова.
Илья Муромец. Реконструкция Сергея Никитина
Илья Муромец говорил на двух языках. А по-русски – именно с такой мелодией, только ещё более сильной. Это сейчас то, что мы услышим в окрестностях Мурома, можно считать диалектом. А тогда – это был акцент в классическом виде. Так теперь мы на слух легко чувствуем по мелодии речи заговорившего по-русски эстонца, чуваша, татарина. И не можем объяснить, что именно в разговоре выдаёт их безошибочно.
