– Хорошо.
Он достал кошелек и протянул ей четыре доллара. Она поблагодарила. По дороге он стал рассуждать:
– Надеюсь, ей действительно нужны деньги, чтобы купить витамины. Если так, они ей помогут. Если нет – я, наверное, выбросил четыре доллара зря.
Далее он заметил, что, если она солгала, это будет как с тем мальчиком, который кричал: «Волки!» Однажды, когда ей действительно будут нужны деньги, никто ей не поможет. Мы ехали дальше. Он был доволен, что помог ей, и не жалел о риске.
У нас в общей коробке, которой мы пользуемся во время семейных советов, было много денег. Сын решил воспользоваться ими, чтобы купить у соседа видеоигру. Когда мы собрались на очередную семейную встречу и оказалось, что на карманные расходы теперь придется выдать вдвое меньше, потому что денег осталось мало, братья быстро дали ему понять, как нехорошо он поступил. Он вернул игру, принес деньги и раздал братьям. Если бы я завела волынку о воровстве, вышел бы большой скандал. Но я поняла, что ему, шестилетнему, тогда это казалось нормальным. Он никогда так не делал, но решил, что это подходящий способ получить желаемое. Но, столкнувшись с реакцией семьи, он понял, что совершил ошибку. Без излишнего морализаторства он усвоил, что вести себя нечестно не в его интересах. Он понял, а я не сказала почти ни слова.
Послесловие
Ода маме и папе: с точки зрения детей
Меня часто спрашивают, что думают мои дети о системе воспитания, предполагающей невмешательство взрослых. Теперь, когда они уже покинули дом, живут своей жизнью и у них было время на размышления, я попросила каждого вспомнить один аспект в жизни нашей семьи, который оказал особое влияние на их жизнь и продолжает влиять на них и сегодня.
Ханна, двадцать три года: уверенность и доверие
Возможно, самое главное, чему научили меня родители, – уверенности в себе и доверия во всех аспектах моей жизни. Но ты не обретешь уверенность и не научишься доверять себе, если родители не верят в тебя и не доверяют.
Я помню свои утренние сборы в школу, словно это было вчера. Мы жили в Эдмондсе, штат Вашингтон. Мне было пять лет, я ходила в подготовительную группу. Каждое утро мне надо было вставать по будильнику в шесть часов. Первым делом я заходила в спальню к родителям поздороваться и поцеловать их. Потом шла на кухню и делала себе мисочку каши (хлопья я засыпала еще вечером). Завтракала, собирала ланч, чистила зубы и одевалась. Как пятилетняя девочка могла все это сделать сама? На самом деле не так сложно – при тренировке и поддержке родителей, которые не сомневались, что при определенном поощрении и тренировке любой пятилетний ребенок способен выполнить все утренние процедуры. Честно сказать, мама признавалась, что, если бы была на кухне рядом со мной, не удержалась бы от замечаний и тем самым выключила бы меня из игры. Поэтому она не появлялась на кухне. Она уносила чашку кофе к себе в комнату и ждала, пока я не соберусь. Вот такие родители, которые доверяют своим детям.
Мама работала дома, руководила небольшим детским центром. В школу я ездила на автобусе. Когда наступало время, мама надевала шлепанцы и провожала меня по дорожке от дома к дороге. Мы вместе ждали автобус. Это был мой самый любимый отрезок дня: у меня было целых десять минут, чтобы побыть вдвоем с мамой. Мы разговаривали, о чем я хотела, потом появлялся автобус, я целовала ее на прощание и уезжала в школу. Догадываюсь, о чем вы подумали: почему она не позволяла тебе пройти самой по дорожке и дождаться автобуса, если так тебе доверяла? Дело не в том, что она мне не доверяла. Она шла по дорожке и ждала со мной автобус, потому что знала, как мне нравится проводить это время с ней. Я мечтала об этих десяти минутах и знала, что, если хочу провести их с мамой, мне нужно собраться вовремя. Мне нравилось ощущение независимости и нравилось быть с мамой. С точки зрения пятилетнего ребенка, это была беспроигрышная ситуация.
По мере взросления я брала на себя и другие обязательства. Например, принимать душ по утрам, помогать маме собирать в школу Зою и Брейди, мыть за собой тарелки после завтрака и перед школой наводить в комнате порядок. Когда семья разрослась и мы стали «Хефенуэйз» (комбинация двух фамилий), круг моих обязанностей увеличился, равно как и вера в меня со стороны родителей, которую я ощущала, и моя уверенность в своих силах. Я стригла газон, выносила мусор, убирала лопатой снег, заводила машины. В двенадцать лет я уже участвовала в составлении меню на неделю. Эти обязанности с годами разрастались, так же как моя уверенность в себе.
Родители прививали нам уверенность в себе еще таким способом. Они научили меня и моих младших близняшек делать важные телефонные звонки. В четырнадцать лет я уже сама записывалась по телефону на прием к врачу, выясняла расписание сеансов в кинотеатре и даже помогала маме по работе, обзванивая клиентов. Я чувствовала свою значимость. Эта уверенность сыграла свою роль в моей способности составлять резюме, готовить списки вопросов, которые нужно задать потенциальному работодателю, не забывать выяснять их имена и номера телефонов и уточнять детали, если была возможность пойти на собеседование. Когда меня приглашали на собеседование, я уверенно смотрела в глаза, твердо пожимала руку и задавала вопросы, которые большинству подростков моего возраста просто не могли бы прийти в голову на таком собеседовании. Меня часто брали на работу после первого же интервью, и я не сомневаюсь, что это результат той уверенности, которая от меня исходила. Даже не могу передать, как прекрасно в четырнадцать лет сознавать, что я сама, без всякой родительской «помощи», в состоянии найти работу. Понимание того, что я сама смогу зарабатывать и содержать себя, когда уеду из дома, еще больше укрепляло уверенность в своих силах, а это дало мне мужество сделать в жизни как можно больше.
Кажется, мелочь – научить ребенка собирать себе ланч, вставать по будильнику, выполнять все утренние дела, но в результате получился двадцатитрехлетний человек, который чувствует себя сильным, уверен в решениях, которые принимает, и знает наверняка, что родители верят в его способности.
Колин, двадцать лет: сила клана
Я не особо обращал внимание на то, как люди характеризуют нашу семью, пока не услышал слово «клан». Я понял, что это слово точно определяет то, что мы, семеро, создали вместе.
В старших классах, если занимаешься в какой-то спортивной секции, подписываешь безоговорочное соглашение: не ходить на вечеринки, не пользоваться грубыми или неприличными выражениями, поддерживать средний балл на уровне 2,5 и выше и т. д. Эквивалент этому соглашению в нашей семье был таков: либо ты часть клана, либо нет. Очень просто.
Быть членом клана означало проявлять себя с самой лучшей стороны в каждом разговоре, каждой дискуссии, в каждом споре, который у нас происходил. Мои родители интересовались нашими планами, нашими мнениями, предпочтениями, предложениями при принятии решений. Они ясно давали понять: без вклада каждого из нас в благополучие семьи семья пострадает. Идея была ясна; в этом мы были заодно. То, что влияло на одного из нас, оказывало влияние на всю семью. Стать членом клана не означало нажать кнопку или выписать чек на 200 долларов в качестве членского взноса. Валюта, с которой мы работали, – это любовь, пот и слезы.
